Дружба (пускай не дружба, но тесная работа в течение пяти лет) с Ахаяном дала нам пищу для многих забавных сюжетов. Один из них, не столь уж и смешной, но в меру пикантный, к которому оказались причастными мы оба, относится к 1969 г. Зачисленный в заочную аспирантуру педагогического института им. А. И. Герцена, автор отправился добывать «хлеб насущный» в Новгород (теперь — Великий) в качестве школьного учителя английского языка (поскольку на факультете из нас готовили учителей географии на английском языке). Работа оказалась не слишком «пыльной» (часов было мало), отчасти, поэтому возникло желание, столь честолюбивое, сколь и дурацкое — пополнить свой бюджет журналистикой.

И вот однажды был «состряпан» пространный опус, довольно ядовито критиковавший городскую сферу обслуживания, в особенности злачные места Новгорода, где любили токовать бандиты, воры, любители древней профессии, местные цыгане-шулера и прочие деклассированные элементы. Но перед тем как передать статью в «Новгородскую правду», одержимый холодным расчетом и практицизмом, я решил обратиться к Андронику Асатуровичу с нескромным предложением, чтобы он согласился на авторство вместо меня. Смысл задуманного трюка был прост до неприличия и заключался в том, что положить статью, как это тогда бывало, под сукно, отказать в публикации острого материала фронтовику, участнику освобождения Новгорода от фашистов, писателю, заслуженному работнику культуры, будет крайне неудобно (могли последовать санкции по партийной линии). Рассчитывал, что в этом случае гонорар будет почти в кармане «Остапа», что и требовалось доказать.

— Хорошо, — ответил Ахаян, — не возражаю. Получим гонорар — пойдем в Кавказский ресторан хаш кушать. Ты когда-нибудь его хоть пробовал? Нет? Ну, какой же ты после этого джигит? Тогда ты и не жил на свете.

Изведать хаша — древнейшего армянского супа, распространенного по всему Закавказью, до того мне, действительно, не приходилось. После узнал, что особая любовь к нему мужчин объясняется тем, что даже мертвецки пьяный человек, съев миску этого супа, становится трезвым и веселым (именно поэтому на третий день армянской свадьбы всех гостей потчуют хашем). Любопытно, что если речь идет о хаше, то даже с утра не то, что можно, нужно выпить водки, потому, что хаш — это не просто суп или пища, это целый ритуал!

Случилось так, что отправив статью в газету, я вынужден был вернуться в Ленинград, поскольку был восстановлен в дневной аспирантуре и поселился с семьей в одном из корпусов на территории самого учебного заведения. А буквально через пару недель после этого, ранним воскресным летним утром, был неожиданно разбужен звонком в дверь. Там стоял Ахаян, в майке (его семья также жила на территории института), с выражением экзистенциальных мук на лице, протягивая мне почтовый конверт.

— На, читай, гусь лапчатый! Ты теперь понимаешь, что ты наделал? Меня вызывают в Новгородский горком партии на обсуждение твоей паршивой статьи. Ты прекрасно знаешь, что после окончания войны я там ни pay не бывал и ни хрена не имею представления о тех местах, которые ты упоминаешь. Ты зачем это сделал? Ну, натворил, ну опозорил— головой надо думать...

— Андрей Андреевич, — пытался отшутиться я, — кто рано встает, тот всех достает. Ну, что вы гоните пургу. Отпишем им, что у вас, например, диарея или простуда, мало ли что может приключиться с заслуженным ветераном войны и труда. Не горюйте— я заварил кашу, я ее расхлебаю. Успокойтесь, ради бога.

Именно все так и было сделано. Мотивированное письмо с подробным описанием ветеранских недугов было отправлено редактору уважаемой газеты, после чего злополучная статья (правда, в несколько укороченном виде) появилась в свет. Вслед за этим, как и планировалось, пришел гонорар, и я был приглашен в ресторан «Кавказский» отведать знаменитого армянского супа.

— Ну как тебе армянский хаш, гусь лапчатый? — спросил умиротворенный Андроник Асатурович. Увидев поднятый к верху мой большой палец, добавил: приятного аппетита, или, как говорят армяне: бари ахоржак!

4. КАК РАЗЫГРАЛИ «ОРТОПЕДА»

В советское время особенно популярен был фельетон — сатирический литературный жанр, высмеивающий порочные явления в общественной жизни. Именно такого рода опус, незатейливый по содержанию, да и написанный не ахти какой талантливой рукой, появился в «Вечернем Ленинграде» где-то в начале семидесятых. Его содержание было банально: фабрику по выпуску ортопедической обуви, располагавшуюся в одной из квартир многоквартирного дома, по ночам охраняла бедная псина, которая от безысходного одиночества то ли лаяла, то ли жалобно выла, нарушая тем самым законное право на покой тружеников города «царей». Ответ же на вопрос, почему фабрика базировалась в жилом доме, довольно прост: в те годы (впрочем, как и во все последующие), у власти имелась куча гораздо более важных, с ее точки зрения, дел, чем забота о гражданах, имевших патологические отклонения в стопе, голени или бедре. Что же касается самой фабрики, то она состояла из трех небольших комнат, в которых несколько сапожников ежедневно колдовали над индивидуальными заказами несчастных клиентов.

В тот памятный день Андроник Асатурович Ахаян, директор студенческого клуба педагогического института им. А. И. Герцена, сидел в своем кабинете на Мойке, 48 с «Вечеркой» в руках, как обычно, плохо выбрит, жующий корочку хлеба и погруженный в читку вышеупомянутого произведения. Лицо его было украшено хитроватой ухмылкой, в глазах бегали чертики.

— Садись, — тихо, со свойственным ему армянским акцентом заговорил он, — слушай внимательно, что говорю. Цатурян, директор этой фабрики, понимаешь— мой закадычный друг, енкер по-армянски, так что ничего, никого не бойся. Мы его просто разыграем по полной программе, понимаешь, так, как он сам любит это делать, гусь лапчатый Хе-хе-хе!

Честно говоря, план, созревший в его голове, был воспринят мною без особого энтузиазма, но что оставалось делать бедному студенту, работавшему фактически «адъютантом» директора клуба — не лишаться же существенной надбавки к стипендии. Ахаяновская стратегия заключалась в следующем: мне было вменено позвонить на фабрику от имени ответственного секретаря редакции «Вечернего Ленинграда» и попросить сообщить о мерах, которые приняты по поводу выступления уважаемой газеты. В зависимости от ответов директора фабрики были заготовлены и некоторые «контрмеры» в отношении «лапчатого гуся».

Попытаемся по памяти воскресить примерное содержание происшедшего тогда забавного телефонного разговора, во время которого автор пытался тщательно артикулировать, избегая фальцетных звуков.

— Алло, это фабрика ортопедической обуви? Вас беспокоит ответственный секретарь «Вечернего Ленинграда». Надеюсь, вы понимаете, какова цель моего звонка? Хотелось бы побеседовать лично с директором,