Олег лег на кровать и попытался уснуть, но сон не шел. Вдруг, он услышал громкий хлопок, и он почувствовал что летит, и не он один, но все вокруг. Но полет продолжался недолго. Резкий, страшный удар и он потерял сознание.

Олег очнулся от холода и сильной боли. Он хотел закричать, но не мог, весь рот был забит кирпичной пылью. Глаза тоже были забиты пылью, с трудом разлепив их, Олег не увидел ничего. Кругом была темнота. Шевельнуться было невозможно, все тело оказалось в капкане обломков, можно было пошевелить лишь кистью левой руки. Но Олег после некоторых попыток больше и не пытался ей шевелить – каждое движение пронзало болью как удар электрическим током. Очень хотелось пить. Несмотря на холод, Олег чувствовал, что голове левому боку даже горячо. Не сразу он понял, что это текла его кровь.

Где-то очень далеко сверху раздавались голоса людей, которые искали, стонали, звали, рыдали. А Олег не мог ни крикнуть, ни даже заплакать. Он понял, что сегодня в Москве как и несколько дней назад прозвучал взрыв. И он понял, что видел, как разгружали вовсе не сахар. Олег не хотел верить, что все это произошло с ним, но пришлось. Минуты страданий сменялись забытьем. Казалось, что муки длились целую вечность. Но Олег не только страдал, но и радовался. Радовался, что Таня с детишками были на выходных на даче у нелюбимой им тещи. В этот момент он был счастлив, что у него есть теща, и простил ей все – попреки, насмешки, пилеж. Ведь если бы не она, то вместе с ним погибли и жена и дети. А так они останутся живы. А он умрет… Ну и пусть. Как-нибудь, худо-бедно они без него проживут. У Тани будет целых три жизни – до него, с ним, и после него.

Олег чувствовал что слабеет, тело его постепенно холодело. Сознание уплывало все чаще. Лежа он вспоминал свою жизнь: детство, юность, давно умерших бабушек-дедушек, еще молодых родителей, первую любовь, знакомство с Таней, первые шаги их детей. И наконец, Олег вспомнил свой сон накануне взрыва: страшное красное страшилище, с чудовищными жвалами в гневе говорило ему о грядущем наказании за какие-то страшные преступления. Потом перед глазами Олега возникли купающиеся умершие дедушка с бабушкой, зовущие его поплавать. Олег вошел в холодную воду и поплыл. Сердце Олега остановилось.

Глава 6. Божественная

Олег снова очнулся в черной пустоте, ощущая себя затерявшейся частицей света в поглощающем мраке вечности. Не было ни времени, ни привычного пространства, ни ощущений, ни тела. Только бьющаяся частичка своего «Я» и разноцветные кляксы цвета и огни в дали. Но, как всегда, он помнил все пережитое, все испытанное, всю боль, все потери, весь ужас во время его «Испытаний», когда он бессчетно жил и умирал в отчаянии. И если телесной боли тут не было, то мучения души не прекращались ни на миг. Помнил он и «Встречах».

Кусочек сознания, которым был Олег, с волнением пытался ощутить, не приближается ли он к кляксе красно-оранжевого цвета, в которую он уже не раз оказывался втянут, не приближается ли его «Визит». При мысли о возможной «Встрече» душа Олега съеживалась от ужаса, пытаясь стать невидимой для сверхъестественного и могущественного Бога? Демона? Существа? Палача? Судьи? Но нет, бездна рядом с ним оставалась неподвижной значит, он проведет еще вечность в размышлениях и сожалениях… о чем-то, чего он не мог осознать. В ожидании продолжения «Наказания»? «Испытания»? Уж в том, что оно продолжится, он, увы, не сомневался.

И, хотя боль и неизбежность потерь во время «Наказания» была ужасна, «Встреч» он боялся больше, хотя сами они боли не несли. Но Олег ощущал себя таким жалким, ничтожным и провинившимся, он сталкивался с свирепым, могучим гневом, чувствовал неизбежность наказания… но не знал в чем его вина. В кляксе красно-оранжевого пузыря он, обретя свое тело, стол на иссяня-черной каменистой поверхности, стенки пузыря пульсировали на расстоянии несколько десятков метров от него, но это ничего не значило. Пройти до них было невозможно, ибо Олег просто не смел сдвинуться с места. Всегда повторялось одно и тоже: через стенку пузыря проходило свирепое красно-желтое чудовище, с огромной головой, жвалами, страшными лапами и фасеточными глазами. Глаза опаляли гневом, в сознании Олега звучал голос говорящий ему о совершенных им страшных преступлениях, которые нельзя просто так простить, о необходимости познания боли, отчаяния, неизбежной кары. Самое страшное, что Олег не знал – за что?!

Вначале, когда Олег только умер, и пройдя свое первое посмертное путешествие впервые оказался здесь он не мог понять – почему это случилось именно с ним? С ним не могло такое случиться! Он, конечно, жил не слишком праведно, в его жизни бывало всякое, и ни в бога или богов Олег толком не верил, но и ничего особого ужасного он в жизни не творил. И несмотря на это он оказался приговоренным испытывать раз за разом смерть и потери, отчаяние и муки. Это не могло произойти с ним, просто не могло! Он же не был ни убийцей, ни мучителем, ни злодеем, это какая-то ошибка!

Потом отчаяние уступило место гневу. Кто дал право так издеваться над ним? Бог ли, демон ли дух ли какое право он имеет право так издеваться над ним и терзать его душу? Без предъявления конкретного обвинения! Но гнев его длился недолго. Вскоре на Встречах Олег пытался кричать, что он готов признать свою вину, но только пусть ему скажут, в чем же он виноват. Говорил, что он готов извиниться и покаяться, но пусть его избавят от этой муки. Но его вопросы, крики и мольба оставались безответны, и тогда Олег впал в уныние. Возвращаясь с очередного «Наказания», помня об испытанных муках и пролитых слезах, переживаемой боли утрат, сознание Олега оставалось вялым и пассивным. И наконец, спустя долгое, не поддающееся исчислению время, он понял, что видимо действительно заслужил так провести вечность. В муках отчаянии и скорби, и в попытках осознать, за что они. И после этого все изменилось.

Вселенная пришла ли в движение или это двигался сам Олег? Это было неведомо. На Олега наплывало пятно света, но не ярко-оранжевого, а сине-зеленого. Постепенно приближаясь, оно стало закрывать все вокруг. И вот Олег оказался втянут в него.

Олег оказался в своем теле, каким он был в свои пять лет. Мир вокруг тоже напоминал о детстве. Казалось, он очутился в огромной