Шрифт:
Закладка:
Цефей, Кассиопея, Андромеда-
То бишь созвездия космических цветов,
А небо – Библия иль Веда!
От света их никто не уходил:
Ни грешник, ни святой, и ни разбойник,
И не воспламенялся ими в роще голубой
Лишь тот, кто сам внутри – давно покойник.
Не ценишь бытия ты красоту…
Не ценишь бытия ты красоту,
Бежа куда-то по привычке.
"Повремени, мгновенье!" Мы будто спички:
Сгораем, уходит дым наш в пустоту.
Какая разница: читаешь Гегеля на даче,
В метро уборщиком трудясь;
Иль ты – успешный журналист на передаче,
От скандальной славы не таясь;
Иль силовик, иль депутат, иль парикмахер?
Люби свою работу – следуй платоновским заветам!
Не мчи чрез времена, словно Шумахер,
Не нравится – остановись, жизнь не равняется монетам.
Коль нравятся тебе торги – иди,
И не смотри на мненья коллективов.
Нравится наука? Так и скажи: "Провиденье, веди!"
У общества ведь – плюрализм мотивов!
Не слушай никого, ты – уникальное созданье,
Ты сотворен не для того, чтобы бежать
От никчемности своей, от мирозданья,
И бесполезный труд ничтожества рождать!
Ты – Человек, и создан быть счастливым,
Даря радость бытия другим!
А формулу не может вывести несчастный
Творения добра умом своим тугим.
Ты – Человек, и создан быть счастливым!
Окунись в мечтания с размахом!
Коль кажется мытье полов тебе занятьем милым,
Так это предпочти отчетам, тяжбам, альманахам!
Письмо А. С. Пушкину
О тебе уж сколько слов, о Гений:
Восторженных, влюблённых, резких!
Не повторится снова твой "Евгений"
В трудах писак заядлых, дерзких.
Ты подарил нам, эфиоп-писатель
Прекрасный русский наш язык!
Стихов чудесных созидатель,
В эпитетах из кружев описал свой век
Нам – детям сего века мрака!
Казалось, смертен человек,
Но от камчатского барака
И до "зажравшейся" Москвы
Глаголом жжёте сердца Вы!
День интроверта
Утром снова тишина,
Блаженство и покой,
И мерится шагами ширина
Библиотечной по кривой!
За окном пурга, метель,
А ты за книгою Ремарка.
Воображенье поражает Вильгельм Тель
И величественная арка
Неизвестного мне Рима
Из энциклопедии по истории
Чудесного Древнего мира!
Охота весь день, играя на лире,
Валятся в постели,
И, слушая Средних веков менестрели,
В альбомах смотреть шедевры Растрелли,
А после под соседскую музыку дрели
Выбегать в пустующий парк развлечений,
И, сидя у колеса обозренья,
Неровностью любоваться сечений
Дорожек из плиток, вкушая печенья,
А потом, сидя в кафешке,
Смотря на проспект, покрытый туманом,
Наслаждаться лагманом!
Неся атмосферу оттуда, словно на флешке,
По пути впитывая запах помой
Придти домой
И заниматься кроссвордом,
Затем, сидя за вордом,
Параллельно смотреть сериальчик
И пить чёрный кофе,
А потом, словно маленький мальчик,
В пижаме прыгать на софе,
Разрисовывать краской мольберт
И стихи писать о природе!
Ведь ты интроверт –
По юнговской сути и странной породе!
По Кастилии солнечной…
По Кастилии солнечной
Рыцарь шагал.
Без коня и без шлема
От жары умирал.
Вдруг видит-бьёт
Источник живой,
И рядом хвост вьёт
Дракон молодой.
Сражается рыцарь с драконом
Не день и не два.
Как он устал-
Не подобрать здесь слова!
Всё бьётся и бьется
Рыцарь в тяжёлой борьбе.
Наконец пало чудище-
Внял Боже мольбе!
Тут молвил изнемождённый Дракон:
"Зачем со мной бился, чем ты влеком?"
"Жаждой", – ответил рыцарь ему.
"Ну и пил бы – махаться со мною к чему?"
Капуанские выборы
В год, когда великий Ганнибал
Римлян разбил у Тразимена,
Назрела в Капуе измена.
Народ к оружию припал,
Замыслив перебить сенат,
Чтоб карфагенцу отворить ворота,
И, выгнав наместников ромейских из палат,
Зажить счастливее немного.
Но посланный бессмертными богами человек,
Палавий Калавий хитроумный
Созвал сенаторов и рек:
"Вас убьет народ безумный
И город передаст пунийцам.
Но доверьтесь мне, о други!
Пыл остужу я дерзким кровопийцам!
Пусть закроют мои слуги
Вас в курии, словно врагов.
Пусть думают плебеи,
Что разделяю их затеи,
А сам отдамся воле я богов…"
Приставил стражу он к дверям,
А сам, тогу надев,
Вышел к толпе, словно к зверям,
У храма весталок-дев
Вещал: "Други!
Сенат в наших руках!
Хоть и предадутся смерти
Казнокрады и хапуги,
Но себя мы не оставим в дураках:
Ведь погибнет государство
Без порядка и властей.
Так дадим ему лекарство:
Сенат очистим от страстей!
Мы заменим на достойных
Бесстыжих и надменных идиотов -
Тех, о чьих делах разбойных
Слава ужасает капуанца-патриота!"
Решили жребий все тянуть,
И выпал первый казнокрад.
Народ кричит "На смерть!" Но жуть!
Кто же будет рад
Занять вакантный пост?
И все затихли вдруг…
Один вскричал: "Казнокрада на погост,
А за место него я!" "Друг,
Тебя никто не знает ведь"
"Да ты такой же жулик и свинья!"
"Придешь и будешь воровать
Не лучше этого урода"
"С тобой мы будем пуще горевать", -
Звучал в многоголосье глас народа.
И брошен жребий был второй.
За ним – и третий тоже.
Но альтернативы нет порой
Даже самой бесстыжей роже.
Так не отдав голос никому,
Разошлось народное собранье,
Решив, что наилучшее из зол – то, что есть, ему
Не следует осуществлять попранье.
Храбрость погубит, добро не в почёте…
Храбрость погубит, добро не в почёте.
Кто благороден и честен, тот явно в просчёте.
Словно триста кинжалов – любовное чувство.
Но разве не ими вдохновлялось искусство?
Я слышал немало от римских историков…