— Твоего поручительства недостаточно. Да, чуть не забыла! Это правда, что ты изобретаешь какой-то небывалый аппарат под названием ПШИК? — В классе зашептались. — Ты не можешь объяснить, что это такое? Говорят, что это удивительный аппарат-полиглот, что в переводе с греческого означает «многоязычный». Почему же ты по английскому еле тянешь на тройку? Почему же ты не обратишься к своему аппарату за помощью?

Андрей молчал, опустив глаза, и тихо добавил:

— Он еще не закончен.

— Значит, это правда? — Марианна Францевна улыбнулась. — Засядь за учебники, Андрей. Спустись с облаков на землю. На земле безопасней.

— Не спущусь! — упрямо сказал Андрей.

Марианна Францевна пристально посмотрела на Андрея и наконец произнесла:

— Ты дерзкий, ясно?

— Ясно, — ответил Андрей.

— Выйди из класса! — приказала Марианна Францевна.

Как только захлопнулась за ним дверь, Юрий с Иваном переглянулись. До них только сейчас дошло, что Андрей скоро уедет. Его не будет в школе, в классе. В черных глазах Ивана Юрка увидел фиолетовый туман тоски и растерянности. «Что же будет с нами, когда уедет Андрей? Без Андрея с лица земли исчезнет. Святая Троица. Без Андрея погибнем мы с Юркой со скуки, как мухи», — промелькнуло у. Ивана в голове.

Хлебников думал об отъезде Андрея как о неожиданном факте: «Марианне Францевне безразлично, если Андрей Костров исчезнет из Москвы, а вот другим учителям наверняка будет жаль его».

Викентий Амосович — учитель математики — скажет, как всегда, иронично: «Андрюша, ты мог бы быть ну если не Эйнштейном, то, по крайней мере, кассиром средней квалификации в одном из московских универсамов».

Петр Максимович Кондрашов — учитель по рисованию — сделает печальное лицо (у него это здорово получается) и тоже выскажется по поводу отъезда Андрея: «Москва теряет человека, в котором заложены грандиозные задатки крупного живописца! Теряет человека; который, как никто другой, умел рисовать телеграфные провода разного сечения. Каждому свое: Айвазовскому — море, Кострову — провода. Прощай, мой друг, и помни, что я тебя любил». Петр Максимович уже говорил Андрею такие слова, когда однажды удалял его из класса за представленную (в который раз!) картину под названием «Зазвенели, загудели провода». Правда, он говорил Андрею и другие слова. Как-то Андрей не сделал домашнего задания по рисованию и не нарисовал даже своих знаменитых на весь класс проводов. Петр Максимович сказал ему: «Андрей Костров! Подойди ко мне со своим «открытым забралом» («забралом» он называл школьный дневник). Андрей передал ему «открытое забрало», и Петр Максимович вкатил ему жирную-жирную красную двойку.

Андрея ребята нашли в овраге. Он сидел возле свалки и что-то задумчиво чертил щепкой на земле. Иван и Юрий быстро разыскали его, и первым обратился к Андрею Ивану.

— Ты чего же до самого последнего дня молчал, что уезжаешь?

— Но ведь сказал же.

— На Украину уезжаешь?

— Да.

— А как же мы тут?.. Без тебя развалится наша Троица.

Иван говорил, отвернувшись, от Андрея, часто моргая глазами.

У Юрки тоже защекотало в горле, он стал откашливаться. Андрей хотя и улыбался, но улыбка его была печальной. Это было заметно:

— Без вас… мне будет очень плохо. — Эти слова Андрей выговорил с трудом.

— Лучше бы мы совсем не были знакомы, чем так вот… — Иван взял Андрея за плечо и подтянул к себе. — Зачем уезжаешь?

— Я буду часто писать вам письма. Я письмами вас закидаю…

В овраге замелькало синенькое пятнышко. Это бежала в синеньком платье Марта — «По секрету — всему свету». Она спешила сообщить новость, которая несла ее как на крыльях.

— Ребята! Новость! В зоопарке у тигрицы Джеди родился тигренок Степа! Это же просто чудо! Это же просто ой-ля-ля!

Сообщив ошеломляющую новость, Марта, как мотылек, вновь улетела к школе. Андрей поглядел ей вслед и расхохотался:

— Не может дня прожить без новостей.

— Да ну ее, — отмахнулся Иван. — Скажи-ка, Андрей, а когда ты должен уехать?

— У меня остались считанные дни. Я уже почти украинец, хиба не бачите? — Андрей рассмеялся.

— Вот скажите: почему хорошие люди должны расставаться? — спросил Иван.

Андрей взглянул на Ивана. Пожал плечами.

— Каникулы совсем, на носу, — продолжал Иван, — теперь бы нам втроем жить, как мушкетерам, а ты сматываешься. Вредный ты. Ну если писать будешь редко, мы тебя везде найдем.

— Закидаю письмами, — повторил свое обещание Андрей.

— ПШИК так ПШИКом и остался, да? — спросил Юрий.

— Нет. Я ведь не шутя о нем заговорил. Я ведь уже всю схему подготовил. На Украине сборку деталей сделаю, и открытие будет готово. Только, ребята, пока не надо о нем никому рассказывать. Ведь не поймут. Смеяться будут. А ведь это очень серьезно.

— Молчок! — Иван зажал рот ладонью. Андрей внес предложение:

— Ребята, я вам буду писать, а вы моим письмам придумывайте заглавия, ладно? — Предложение ребят обрадовало.

Юрий Хлебников принес домой свой дневник. В нем были выставлены переводные отметки за весь учебный год. Нельзя сказать, что он был в восторге от своих отметок. В дневнике было все на грани «среднего ученика» (выше троек не было, за исключением пения). Дневник немедленно пошел по рукам ближайших родственников. Первым протянул к нему свою ужасно сильную руку старший брат Анатолий. Молча отпивая глотками чай из стакана, пожимал широченными плечами, изучая отметки. Раза два бросил на Юру насмешливый взгляд, укоризненно качнул головой.

— Все как в старом анекдоте: «Он еще поет». Пятерка по пению не украшает твой замызганный дневник. Да, а какой все же у тебя голос?

Взглянув на брата, Юрка с гордостью ответил:

— Хороший.

Вторым «открытое забрало» взял отец и вслух стал зачитывать отметки. Он читал их так, как будто делал необычайное открытие, и в конце многозначительно произнес: «М-м-да». Юрию так хотелось, чтобы мама промолчала и не делала бы никаких замечаний. Ведь и так все ясно. Он подошел к ней и тихонечко пальцем ткнул в единственную пятерку по пению и жалобно сказал:

— Все же это пятерка, мама.

Грустно улыбнувшись, она спросила:

— А как твои друзья? — Но тут же безнадежно махнула рукой: — Впрочем, догадываюсь.

Пасмурный день. Ужасный день! Сегодня уезжает Андрей. Юрий шарил по полкам и в шкафу; своего письменного стола, отыскивая какую-нибудь безделушку, чтобы подарить ее Андрею на память. В два часа дня назначили последнее свидание. А в 20.30 вечера поезд умчит Андрея из Москвы. Юрий решил подарить Андрею книгу Жюля Верна «Дети капитана Гранта» и написал внутри на обложке: «На память Андрею, Кострову — лучшему моему другу!!! Помни, как мы в Сетуни раков ловили и ничего не поймали.