Там, в овраге, была замечательная, ну просто мировая свалка! Она всегда, даже в пасмурный день, сверкала и искрилась битым стеклом, консервными банками и всевозможными другими разными вещами, которым, с точки зрения ребят, не было цены. На свалке можно было найти что угодно: старую столовую вилку и трехколесный велосипед, почти новую детскую коляску с клеенчатым капюшоном, никелированный чайник с невидимой дырочкой на ржавом дне и фикус с пожелтевшими листьями. Когда ребята спускались в овраг, они чувствовали себя самыми счастливыми людьми на белом свете.

В овраге был заброшенный, старый-престарый, заржавленный бульдозер. Он давно уже наполовину завален землей, и вокруг него растут лопухи и репейник. Вот уже два года, как он вонзил свой широкий скребок в желтую глину да так и замер навсегда. Что с ним произошло? Почему он оказался ненужным даже на металлолом, догадаться никто бы не смог. На бульдозере осталось лишь несколько заржавленных рычагов да решетчатое удобное сиденье. Но это совсем не мешало Святой Троице с помощью Андрюшкиной фантазии уезжать на поломанном бульдозере в неизвестные страны, улетать (со скоростью света) в бескрайний космос, уплывать к неизведанным берегам и опускаться на дно океана.

Для буйной, фантазии путешественников бульдозер оказался вполне пригодным и надежным транспортом. Во всяком случае, на своем «бульдолете» фантазеры никогда не попадали в аварию и из всех странствий, дальних путешествий всегда возвращались целыми и невредимыми. Такая уж у них была счастливая звезда.

Грустно им бывало только тогда, когда вдруг подумается, что очень скоро овраг исчезнет. Снесут деревню и отведут узенькое русло речки Сетунь в другое место. О том, что это произойдет очень скоро, говорил грозно ухавший механический молот, вколачивавший в землю железные сваи, да гигантский желтый башенный кран, возвышавшийся над уютными домиками, утопавшими в зелени садов.

Прощай, деревня!..

За деревянным забором у старого дома, на бугре, заливался ужасным лаем здоровый пес-дворняга. Он лаял на грозный молот. Казалось, что, если бы неожиданно этот свирепый пес сорвался с цепи, все исчезло бы в его огромной пасти: и башенный кран, и этот бухало-молот.

Пес, наверное, чувствовал, что скоро здесь, где он родился, вырос и состарился, всё будет по-новому, совсем не так, как было во время всей его жизни.

Ребята уже совсем обсохли после душа, который устроил им дед Чингиз, и теперь сидели на своем «бульдолете» и рассуждали о том, как жить на белом свете.

На эти рассуждения наводил их всё тот же молот-гигант, хлопавший полутонной кувалдой по металлическим швеллерам.

— Куда денутся сады, когда снесут деревню? — с грустью в голосе спросил Иван.

Выкорчуют и пересадят в другое место, — ответил Андрей Костров.

— А этот пес куда денется, когда его хозяева переедут в новую квартиру?

— С собой возьмут. Куда же еще?

— Вряд ли, — возразил Юрий Хлебников.

— Я бы взял пса с собой, — сказал Андрей, — ведь собака — друг человека. А получается: хозяин устроится в тепленькой квартире со всеми удобствами, а друг человека убирайся вон? Не по-человечески это. А делать что-то надо…

Андрей стукнул кулаками по заржавленному боку бульдозера.

— Всяких маленьких болонок, такс, пуделей, которые на пуховичках валяются и умеют руки хозяевам лизать, их-то заберут с собой, а таким здоровым, как этот… — Андрей показал рукой на хрипящего от злобы дворнягу. — Куда ему деваться?

— А знаете, ребята, нечего нам вмешиваться в собачьи судьбы, — сказал Юрий. — У каждого пса есть свой хозяин, и пусть они сами думают о своих джульбарсах.

— Нет, ты меня от собак не оттаскивай, — возразил Андрей. — Хозяева собак тоже разные бывают: пока пес сторожит его дом, его халупу в жару и в стужу, тогда Джульбарса Джульбарсиком называют, а как на новое место переезжать, так сразу: «Знаешь, пес, извини, такова уж твоя собачья доля: нам туда, — покажет на небоскреб, — а ты как знаешь». А ну пошли по дворам, списки будем составлять: кто возьмет с собой собаку, а кто откажется! Клички собак запишем.

— Адреса хозяев тоже, — вставил Иван Гусев.

— Ну а дальше что? — недовольно спросил Хлебников.

— Дальше?.. Будем ездить по пригородным дачам и спрашивать, кто нуждается в друге человека. Операция будет называться «Друг человека».

— Я — за! — поднял руку Иван. Чтобы не остаться одному, Юрий тоже поднял руку.

Выбралась Святая Троица из оврага и двинулась к деревне. Юрка шел последним и все время ворчал на ребят. Ворчал, пока ходили от дома к дому и записывали в тетрадку всяких жучек, трезоров, рексов.

Парты в 6-м классе «Б» стояли в три ряда. Андрей с Юркой сидели за одной партой в среднем ряду. Иван Гусев на пятой парте сзади своих дружков. Жизнь в школе протекала для них до поры до времени нормально, за исключением одного «но»…

В начале четвертой четверти учебного года в школу пришла новая учительница по английскому языку, Марианна Францевна Блушко-Карамельская. Она заменила Антонину Николаевну Степанову, по болезни оставившую школу и класс. Антонина Николаевна была классным руководителей 6-го класса «Б», а теперь классным руководителем стала Марианна Францевна. С ее приходом начались все несчастья, для Святой Троицы.

Марианна Францевна решила сразу же рассадить Троицу подальше друг от друга, сказав, что хотя она и новый педагог в школе, но уже успела наслышаться о Святой Троице предостаточно.

— В каждый ряд, — сказала она, — я посажу по одному «святому», чтобы никому не было обидно. Ты, Хлебников, сядешь… — Она внимательно оглядела класс, разыскивая место, куда бы его пристроить. Потом, взглянув в классный журнал, сказала: — Ты сядешь с Тоней Баклановой.

Это было неожиданным ударом для Хлебникова. У него от такого сообщения даже ноги подкосились.

— За что?! — закричал он. — Я уже с ней в прошлом году сидел! Хватит с меня!

— А почему тебе не хочется сидеть с ней? — спросила Марианна Францевна, внимательно взглянув на побледневшего Хлебникова.

— От нее всегда шерсть летит, а я от шерсти чихаю, и вы можете подумать, что я это делаю нарочно.

В классе все рассмеялись. Марианна Францевна хлопнула ладонью по столу.

— Здесь класс, а не балаган! Что за глупость ты сейчас сказал, Хлебников? Какая шерсть от нее летит?

— Откуда я знаю какая. Я в шерсти не разбираюсь, — заикаясь, промямлил Юра, — может быть, собачья, может, кошачья, а может, козлиная. Откуда мне знать какая.

Бакланова заплакала. Две крупные слезы упали на парту. Ей не понравилось, что Хлебников сказал при всех о шерсти, да еще о козлиной.

Марианна Францевна обратилась к Баклановой:

— Тоня,