Шрифт:
Закладка:
Либеральные воззрения, сострадание, сочувствие, человечность — эти слова становились ругательством. Любовь к ближнему именовалась «самоубийственной».
Профессор Вальтер Гросс, руководитель отдела аппарата партии по политике в области народонаселения и сохранения расы, говорил на партийном съезде в Нюрнберге:
— В борьбе за существование гибнут люди с полноценной наследственностью, а неполноценные, приносящие один только вред, окружены заботой и вниманием. Государство тратит средства на содержание душевнобольных, слабоумных и идиотов — в то время как для простого здорового сына народа едва находятся деньги! Для пьяниц и слабоумных строят настоящие дворцы! Немыслимые суммы тратятся на школы для слабоумных! Закон о предотвращении потомства с нездоровой наследственностью освободит нас от балласта в виде существ, парализующих силы нашего народа.
Насчет «дворцов» для психических больных — это было чистое вранье. Даже в богатой Америке пациенты подобных учреждений меньше всего могли надеяться на роскошь. Но неосведомленному человеку это все объясняло: вот почему мне живется плохо — мои деньги уходят дегенератам и пьяницам…
Грехопадение церкви
В нашей стране сейчас считается, что устранение большевиками религии и церкви привело к оскудению народной нравственности, и это сделало возможным массовые преступления.
В Германии церковь (причем только католическая) лишь в малой степени подверглась притеснениям, но народную нравственность сохранить не смогла.
Гитлер, Гиммлер, Геббельс и многие другие руководители национально-социалистического государства были католиками. Они исправно платили церковный налог, хотя не присутствовали на богослужениях, исключая молебны в гарнизонной церкви в Потсдаме, где захоронен прах прусского короля Фридриха Великого.
Циники и политиканы, они не могли искренне верить в Бога. Особенно такие люди, как Геббельс с его социалистическими идеями. Они относились к религии как к реальности, с которой надо считаться. Христианство сохранялось, например, в виде надписи на пряжке армейского ремня «С нами Бог».
В программе Национально-социалистической немецкой рабочей партии, принятой в 1920 году, говорилось: «Мы требуем свободы всех религиозных конфессий в государстве, если они не угрожают его существованию и не оскорбляют чувств морали и нравственности германской расы. Партия, как таковая, представляет точку зрения позитивного христианства, не привязывая себя конфессионально к определенному вероисповеданию».
Не так-то просто определить, что такое «позитивное христианство». Точнее всего было бы сказать — «христианство, позитивно относящееся к национальному социализму».
Сотрудникам эсэсовской службы безопасности, СД, скажем, было рекомендовано отойти от церкви, подчиненные обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха, начальника Главного управления имперской безопасности, шли в суд и оформляли уход из церкви. Но называть себя неверующими тоже не следовало. В безбожии и атеизме обвиняли врагов — марксистов и евреев.
Религия сама по себе Гитлера не интересовала. Он не разделял бредовые идеи Гиммлера о создании нового язычества, о новых германских богах. Но у него были чисто политические претензии к католической церкви. Его беспокоила сплоченность католиков и их вера в авторитет папы римского.
Население Германии делится почти поровну на католиков и протестантов (в основном лютеран).
С евангелистами у национальных социалистов не было и десятой доли тех хлопот, которых потребовало соглашение с Ватиканом.
Руководитель объединенного союза немецких евангелических лечебных заведений профессор Ганс Хармзен еще в 1928 году писал: «Лучший охват больных физически и психически, многочисленной армии слабоумных, калек, глухих, слепых и прирожденых преступников, которые ценой больших затрат содержатся в приютах, сумасшедших домах и тюрьмах, позволит со временем освободить весь народ от этого вредного генофонда».
Через три года в «Медицинском журнале евангелических лечебных и приютских учреждений» профессор потребовал экономии на «социальном обеспечении-ненормальных, хронически больных и дряхлых стариков», на расходах по лечению «инвалидов и неполноценных», потому что деньги стоит тратить только на тех, кто «полностью работоспособен».
После прихода нацистов к власти и принятия закона о предотвращении появления потомства с нездоровой наследственностью под руководством Ганса Хармзена была проведена стерилизация почти девяти тысяч пациентов евангелических приютов и больниц.
Идеалы национального социализма вдохновили немалое число протестантских священников, заговоривших о национальном возрождении в Германии. Нацисты намеревались объединить все протестантские церкви в Имперскую церковь и предложили им избрать имперского епископа. 27 июля им стал Людвиг Мюллер, возглавлявший движение «германских христиан».
В начале сентября 1933 года собрался Генеральный синод Пруссии. Некоторые евангелические священнослужители пришли на него в коричневой униформе национальных социалистов и выступили за «положительную веру в Христа, соответствующую германскому духу Лютера и геройскому благочестию», и за исключение евреев из культурной и религиозной жизни.
Сын шахтера, Мартин Лютер в июле 1505 года перестал изучать право и ушел в монастырь в соседнем Эрфурте. Через несколько лет он начал преподавать философию в новом университете в Виттенберге. В октябре 1517 года Лютер опубликовал свои знаменитые девяносто пять тезисов, заклеймив практику папы римского торговать индульгенциями — прощением прошлых и будущих грехов.
Лютер пришел к революционному выводу о том, что верующий человек должен жить верой без посредства священнослужителей. Его признали еретиком, но Лютер сжег папскую буллу и продолжал призывать к реформе церкви и общества. Он и начал протестантскую реформацию.
О нем известно больше, чем о любом другом человеке, который жил в XVI веке. Его духовное наследие насчитывает сто два тома сочинений, восемнадцать томов писем, шесть томов застольных разговоров и двенадцать томов переводов Библии. Он перевел Библию с греческого на немецкий и тем заложил основы современного немецкого языка. Можно сказать, что он создал немецкую религию.
Люгер превратился в немецкой мифологии в фигуру, равную Богу. Но только для протестантов. Католики продолжали относиться к нему с сомнением. Для них Люгер остался еретиком, раздробившим христианство.
Споры о его наследии ведутся все эти столетия. Каждая эра по-своему использует Лютера. «Из лютеранства вышел национал-социализм», — записал в своем тюремном дневнике арестованный гестапо Борис Вильде, выходец из России и участник французского Сопротивления.
Лютера изображали в зависимости от собственных потребностей. В нацистские времена портрет Лютера написал партийный художник Отто фон Курсель. И его портрет разослали по всем евангелическим церквам, потому что нацистский режим принимал Лютера лишь в собственной интерпретации. Его изображали твердым человеком, несгибаемым борцом за немецкие интересы. Серьезно, почти с угрозой, без Библии в руках смотрит Лютер с портрета. Мрачное выражение лица Лютера на интенсивно оранжевом фоне выглядит скорее пугающим. Это строгий взгляд победителя. В «Лютеровском ежегоднике» за 1941 год портрет Курселя восхваляли за то, что он показал реформатора «таким, каким он был, без истерических восторгов или размягчающей сентиментальности».
Но сквозь придуманные образы пробивается истинный Лютер. Когда нацисты пришли к
