Собеседники не верили. Если получилось у нас, то почему это невозможно у них? Пусть с их спецификой недоверия друг к другу.

Женя Гольц обстоятельно доказывал:

— Они долго жили в демократии и свободе мысли. Да, в ней тоже свободно можно ограбить и распнуть другого. Но в глубинке зреет такая жажда единения, что все пересилит.

Он вдохновенно поднял голову.

— Это будет мир гораздо лучше нашего, припухшего от покоя и лени!

— А что делать сейчас? — вскинулся Эльф с вздыбленными волосами на голове. — Ведь, война может покончить с человечеством.

— Вековое отношение к Западу, как к злу, неверно, — твердой скороговоркой объяснял Гольц. — Там преобладает здоровая среда, суть которой выражена в литературе и искусстве их классиков и современных мыслителей, а мы не видим. У них очевидна тоска по той благополучной части планеты, где сейчас находимся мы. Здравомыслящих умов, не забитых выживанием на своих фермах, там очень много. Это они выходят на забастовки, требуя мира. Большинство граждан не желают вступать в их идеологические партии. А в нашем парламенте есть люди, способные снова вызвать доверие западного партнера, чтобы возродился былой мир на планете.

— Это ты правильно! — встряхнул одуванчиковой головой Эльф. — Все гораздо сложнее наших упрощенных представлений.

— Уступить, потеряв достоинство? — спросил тупой Семенов.

— Нет, уступить не теряя достоинства, — твердо сказал Гольц. — Отдать ту часть окраины, которая не хочет присоединяться к нам.

— Это потеря лица! — поднял глаза над очками Ухов. — Над нами смеяться будут.

— Это справедливо. И лучше, чем горы трупов.

Друг Близнецов слушал молча, с недоумением. Что-то напоминало ему прежнюю тяжелую жизнь.

7

В Парламенте было шумно. Кроме депутатов, пришли активисты.

Моложавый Председатель смотрел на встревоженных депутатов и гостей, сидящих по краю большого овального стола и на приставных стульях вдоль стен. Казалось, это были незнакомые ему люди, в них нет былого согласия.

Депутат с жирным лицом, похожий на политолога Кизякова из почти забытого зазеркального пространства, нес в зал профессорскую убежденность:

— На человеческий гуманизм рассчитывать нельзя. Искусственный интеллект, в котором мы заложили гуманистические начала, может справиться лучше.

Эльф, с вздыбленными волосами на голове, прервал приказным тоном, не терпящим возражений:

— Робот может не знать, спасать одного или всех. И будет в недоумении молчать, пока гибнет мир. А у человека есть выбор.

— Робот решает проблемы практические, — вякнул кто-то.

Псевдо-Кизяков, морщась от возражений, продолжал:

— Мы никогда не построим общество, где все будет хорошо. Будут другие проблемы. Вот они и возникли сейчас. Можем решить их только мобилизационным путем. Общим подходом к управлению народным хозяйством на основе ОАС — Общегосударственной автоматизированной системы учёта и обработки информации. На микро- и макроэкономическом уровне. Первое — приоритеты. Сейчас это — оборона. Второе — режим «от конкуренции — к кооперации». Третье — закрытый характер системы национальных финансов. На фоне угрозы санкций со стороны западной цивилизации внутреннее экономическое развитие важнее эспорта.

Эльф отрезал нахальным тоном:

— Человеческому существу дан самый тонкий мыслящий инструмент природы, который не может тупо доверять самым передовым технологиям. Это вопрос не искусственного интеллекта: как добиться мира без кровопускания?

Жирный политолог досадливо скорчил физиономию.

— Новые технологии могут искусственно отвернуть астероид, естественно мчащийся к нам — убивать.

Это была разминка.

Председатель прервал:

— Как же мы ответим на вызов западной цивилизации?

Эльф уверенно сказал:

— Надо договариваться. Ведь это уже было однажды! Снова дать возможность вспомнить былую дружбу. Ведь мы считали — это навеки.

Толстый филолог, из круга общественности, жалобно сказал:

— Зачем ссора? А ведь как было хорошо! Спокойно творили добро…

Председатель тоже вздохнул. Как человек военный, он считал, что в критической ситуации все должно подчиняться одному главнокомандующему. Все — сверху донизу — беспрекословно. Тогда гораздо легче сдвигать эту махину общества в необходимом направлении. Хотя придется нести на себе невыносимую тяжесть ответственности, не на кого свалить.

А сейчас — что? Да, новые технологии — это хорошо, легче передать им ответственность, это даже лучше, чем коллективная ответственность.

Здесь, в парламентской республике, решения принимались, как у древних греков на Агоре, — с участием всех взрослых граждан. Вместо всеобщего собрания каждый посылал аватарку со своим мнением прямо в парламент, куда избраны уважаемые известные люди, и его голос учитывался мгновенно в компьютерном центре. Решения были результатом большинства собранных голосов. Правда, так и не был решен вопрос: что делать, если судьбоносные обстоятельства противоречат мнению субъективного большинства? Это зависело от гениальности избранных умов.

И вообще, как улучшить выборы? Раньше его парламент был послушным — куда он повернет дышло, так оно и вышло. У кого сила, то и давило. Нет, там не преодолевалась проблема, так и не разрешенная в истории. И здесь уважаемые депутаты тоже были людьми, и гнуть в свою сторону им было не чуждо.

Никто не знал до конца, кто этот человек — темный ящик — ставший Председателем новой парламентской республики.

Получил ли он большинство голосов? Или выбрали, как обычно, наугад, рассчитывая на красивого, крепкого и сообразительного, по-военному немногословного и умеющего держать слово, в общем, харизматичного. Здесь ему легко далось стать ярым сторонником парламентской республики, исключающей авторитарный стиль правления. Это был иной, самоуправляемый мир.

Стали ходить слухи, что он «засланный», что его избрала команда, прибывшая вместе с ним из параллельного мира перед новой угрозой катастрофы. Или его поставило тайное Мировое правительство. И вообще, правительства обеих цивилизаций возглавили оборотни — посланцы из жестокого потустороннего пространства, которые всегда боролись не за жизнь человека, а за геополитическое доминирование на планете.

Заслали? Во всяком случае, первое впечатление от встречи с новым миром сразило его — иллюзия рая! Это было так противоположно его постоянному состоянию сопротивления перед исконным врагом, что он сразу не поверил. Понял, что душа его втайне всегда желала такого блаженного состояния. Ему почему-то нравились простодушие и наивность этого народа, любил в нем свое детство и все бесхитростное окружение в чудесном мире. И поверил в единственную справедливость нового общества.

А впереди ждало что-то несусветное…

Председателю снова приходилось решать вопрос: что делать перед проснувшейся угрозой западной цивилизации? Повести страну на битву, не прощая унижения чести народа, ставшего своим? Или искать мира, унижая достоинство и страны, и себя. Ведь, за границей считали, что первым, кто заварил эту кашу, был именно он, лидер менее сильной цивилизации.

Председатель с тяжелым чувством обратился к депутатам:

— Вопрос трудный, как руководить