и интеграции. Так, например, в 1960-х гг. в СССР были обнаружены богатейшие газовые месторождения, однако развитие советской газовой системы тормозилось в связи с тем, что сталепрокатная промышленность СССР была не в состоянии производить высококачественные стальные трубы. В свою очередь западноевропейские «создатели системы» имели возможность производить такие трубы, но в западных странах не было крупных внутренних газовых ресурсов. Такая ассиметричная ситуация подтолкнула акторов из восточноевропейских и западноевропейских стран разработать соглашение о встречной торговле, согласно которому советский природный газ экспортировался бы в Западную Европу в обмен на поставки стальных труб большого диаметра. Совместная работа транснациональных корпораций «создателей системы» над устранением «взаимодополняющих слабых мест» создала важнейшие предпосылки для усиливающейся энергетической зависимости Европы в период холодной войны.

По мере того как участники договоренности входили в курс дела и налаживали успешную кооперацию, зависимость Европы постепенно увеличивалась. Поначалу обе стороны относились друг у другу с большим недоверием. В такой ситуации было важно, что создатели газовой системы Восток – Запад могли позиционировать экспорт красного газа через железный занавес не как совершенно новое явление, а как логическое продолжение экспорта советской нефти. Более того, «создатели системы» эффективно использовали возможности, которые появились в результате реализации более ранних недорогих пилотных проектов, в качестве тест-кейсов для будущих сценариев. Опыт, полученный благодаря пилотным проектам, подсказывал разработчикам, что они имеют дело с системой, в которой можно успешно коммуницировать и взаимодействовать. Если воспользоваться понятиями, используемыми в теории социальных систем, то можно сказать, что все это облегчало генерирование «резонанса». В свою очередь «резонанс» между советской и западной системами помогал создателям системы выстраивать доверительные отношения[10].

Чтобы сохранить «резонанс» и доверие, СССР должен был демонстрировать, что может поставлять газ в оговоренных объемах и соответствующего качества, а импортеры в свою очередь должны были проявлять готовность принимать поставляемый газ и осуществлять платежи. Если бы этого не происходило, то неизбежно сократились бы шансы на дальнейшее развитие системы. Как оказалось, СССР настолько зациклился на необходимости доказывать западным партнерам свою надежность в качестве экспортера, что оставил собственных потребителей замерзать, поскольку газа для них не хватало.

Пройдя период становления, транснациональный процесс создания системы стал саморегулирующимся процессом, породившим механизм самоусиления положительной обратной связи. Это сподвигло акторов по обе стороны железного занавеса постепенно расширять круг обязательств и поднимать планку ожиданий. В конечном счете эта система, просуществовав более 50 лет, превратилась в развитую транснациональную инфраструктуру с очень высоким уровнем «инерции», если воспользоваться термином исследователей больших технических систем. Благодаря такому высокому уровню инерции все труднее становится изменить направление развития данной системы.

В ряде случаев, как, например, в связи с кампанией против расширения газовой торговли между Востоком и Западом, инициированной США в начале 1980-х гг., экспорт советского газа становился предметом масштабных общественных и политических дебатов, во время которых звучали призывы к радикальным изменениям в этой области и даже к отказу от этой системы. Однако к этому времени данная система стала уже такой мощной, что эти призывы практически не имели шансов быть услышанными. Жизнеспособность системы получила еще одно подтверждение в 1989–1991 гг., в период, когда была разрушена Берлинская стена, когда распался Советский Союз и когда политическая карта Европы была радикальным образом перечерчена. Несмотря на эти экстремальные политические и экономические потрясения, газовая система Восток – Запад и зависимость Европы от российского газа никуда не исчезли и только продолжили развиваться и усиливаться. «Изменить направление» весьма сложно, и это не может не беспокоить тех акторов, которые уже в наши дни считают зависимость Европы от российского газа серьезной проблемой и хотят «что-нибудь предпринять» по этому поводу[11].

Политическая природа газовой торговли между Востоком и Западом

В какой степени политизирован экспорт российского газа? В «Красном газе» доказывается, что при экспорте газа и в процессе поддержания газового потока между Востоком и Западом экономические соображения всегда играли более важную роль, чем политические. Если бы СССР или западноевропейские импортеры не ждали от этого проекта прибыли, то они не стали бы оказывать поддержку созданию газовой системы. В то же время в книге утверждается, что в определенной степени советский природный газ действительно использовался и воспринимался как «энергетическое оружие». Такую же функцию он продолжает выполнять и сегодня, когда российский газ больше уже не является «красным». Относительная важность политического аспекта по сравнению с экономическими соображениями всегда сильно преувеличивалась, а многие аналитики неверно понимали природу этого «оружия». Тем не менее это не означает, что аргументы об «энергетическом оружии» лишены смысла.

Факты свидетельствуют о том, что нам следует расширить понимание этого вопроса. Мы должны признать, что понятие «энергетическое оружие» простирается за область столь часто высказываемых опасений, что по каким-то политическим мотивам поставки газа прекратятся. «Энергетическое оружие» может нанести гораздо больший вред. В этой книге метафора «энергетическое оружие» используется в более широком смысле и включает среди прочего следующие аспекты: демпинг красного газа на западных рынках; использование стратегии «разделяй и властвуй» – когда СССР, стремясь внести раскол в западном мире, одним странам-потребителям предоставлял больше привилегий, чем другим; упражнения в риторике – при этом экспорт природного газа использовался для укрепления легитимности СССР на международной арене и т. д. Нет прямых доказательства того, что СССР до момента своего распада в 1991 г. стремился в целях политического шантажа использовать угрозу прекращения поставок. Тем не менее имеются некоторые свидетельства, которые подкрепляют предположение о том, что Советский Союз пытался внести раскол в Западной Европе, для чего одним странам он предлагал поставлять природный газ, а другим – нет. Кроме того, когда Москва начинала переговоры по поводу своих экспортных контрактов, ее весьма беспокоил вопрос национального престижа. После распада коммунистической системы иногда происходили срывы поставок газа, которые были вызваны политическими мотивами. Однако если это и случалось, то обычно в сочетании с другими, менее политизированными причинами.

Важно отметить, что участники этой системы порой не осознавали реальных мотивов поведения своих партнеров за железным занавесом. К намерениям Москвы страны Западной Европы относились с большим недоверием. Когда импортеры вели переговоры с Советами и создавали свою импортную инфраструктуру, они понимали, что им может грозить реальная опасность политически мотивированного срыва поставок и агрессивного ценового демпинга. Осуществлялись огромные инвестиции в техническое оборудование, целью которых было смягчение негативных последствий, к которым могли привести непредсказуемые действия Советского Союза. Независимо от того, существовало ли «в реальности» советское энергетическое оружие, его социально опосредованная реальность оказывала весьма ощутимое влияние на физические характеристики европейской газовой системы.

Как оказалось, западноевропейские дорогие резервные трубопроводы, аварийные газохранилища,