— Давай живее, мне неудобно.

Я, дрожала от холода и бешенства, делая ей подстилку. Ползала на корячках туда-сюда, пока не перетащила всю кучу к стволу. Расправила ее, разложила толстым слоем, чтобы теплее было, а себе оставила лишь маленький клочок, чтобы уж совсем на голой земле не сидеть.

— Сними одежду и выжми ее.

Она сделала, как я велела: стащила с себя трикотажное платье, отжала его хорошенько, и, брезгливо куксясь, натянула обратно, после чего, ни слова не сказав и не поблагодарив, с недовольным видом уселась на импровизированное ложе.

Тоже мне королева!

Я принялась инспектировать содержание своей сумочки. Итак, что мы имели?

Пустая бутылочка из-под воды, которую я забыла выбросить в клинике — пригодится. Ключи, документы. Снимок УЗИ, при виде которого сердце зашлось в агонии. Украдкой взглянула на Юлю — та сидела, прикрыв глаза и разметав руки в стороны. Неужели ей не хочется живот погладить? Пожалеть?

С тяжелым вздохом снова вернулась к сумочке — салфетки, куча бесполезных бумажек, маленькая – всего четыре штучки, еще запечатанная упаковка сухого печенья. Я всегда с собой носила такую, помогало от токсикоза. Замутит, бывало, печеньку возьмешь, погрызешь и отпустит.

В животе заурчало от голода, но с тяжелым вздохом протянула печенье Буренке.

Она снисходительно взглянула на пачку, и с таким видом, будто делает мне одолжение, взяла его.

Держись, Алекса. Ты справишься. Разберешься во всем, вернешь сына и вот потом устроишь этой заразе сладкую жизнь. А пока держись!

Хотелось пить. Я взяла бутылочку и полезла обратно на улицу, под дождь. Сделала лунку, поставила туда пластиковую емкость, потом смастерила воронку из лопуха, вставила ее в горлышко — теперь вода должна набраться быстрее.

Опять пролезла под ветвями, получив несколько болезненных уколов по голым плечам, и, оказавшись внутри, завопила от негодования:

— Что ты творишь?

Юля сидела и, блаженно прикрыв глаза, делала глубокую затяжку.

— Курю!

— Сдурела?! — подскочив, я вырвала из ее рук сигарету, — тебе нельзя! Ты беременная!

— Это ты беременная! А мне плевать! — Ядовито сказала Буренка — я хочу курить!

— Сучка! — я выдрала у нее из рук сумочку, залезла туда без стеснения, отыскала пачку тонких с ментолом и смяла ее.

— Ты с ума сошла?! Это мое!

— Пока ты в моем теле, никаких сигарет, поняла? Руки выдерну, если еще раз эту гадость в рот потянешь!

— Да пошла ты!

Я бы пошла, с удовольствием. Но не могу! Скована по рукам и ногам, привязана к этой дряни намертво.

— Лучше спать ложись! — цыкнула на нее, давясь собственным бессилием.

— Мне холодно! И страшно! Какое спать?

Действительно было холодно, насквозь промокшая одежда липла к телу, вытягивая тепло.

Снова настал момент вспомнить юношескую страсть к походам и ночлежкам на природе. Я сделала углубление в земле, накидала туда ненужных бумажек из своей сумки, сверху навалила веток, даже относительно сухую маленькую коряжку нашла в нашем скромном убежище. Воспользовавшись Юлькиной зажигалкой, развела огонь. Меленькие язычки пламени сначала скромно занялись на бумаге, потом аккуратно перебрались на ветки и засели на коряге. С огнем сразу стало веселее. Я выключила фонарик, чтобы сэкономить заряд аккумулятора, в душе лелея надежду, что завтра все-таки удастся позвонить.

Юля потянула руки к костерку, пытаясь согреть озябшие пальцы, а я полезла под ливень, за водой. Полулитровая бутылочка уже была полна, и я принесла ее Буренке.

— Держи.

— Издеваешься? Дождевая вода?

— Другой здесь нет. Если хочешь, могу набрать из лужи.

Юля брезгливо сморщилась, но воду взяла. Я жадно смотрела, как она сделала несколько маленьких осторожных глотков, а потом жадно допила остальное, оставив лишь немного на донышке. Ей даже в голову не пришло, что нас двое, и я тоже как бы живая, голодная и хочу пить.

Снова пришлось лезть на улицу, заново промокать, мастерить новую воронку, чтобы набрать воды для себя.

Да что же это такое? Что за злая шутка? Руки бы поотрывать этому шутнику, который такое сделал!

Уже напрочь вся исцарапанная, я вернулась в наше убежище, готовая разреветься от злости и обиды.

Юля уже устроилась на еловой постели. Свернулась калачиком, сумочку под голову положила и тоскливо смотрела на ленивый огонь, а я сидела напротив и так же тоскливо смотрела на ее живот, чувствуя себя самым одиноким созданием в этом мире.

Наконец, согревшись, Буренка уснула, а я так и просидела всю ночь у костра. Не смогла сомкнуть глаз, мне все казалось, что снаружи кто-то рыщет, в поисках легкой добычи. Вздрагивала от раскатов грома, дрожала, словно осиновый лист на ветру, неустанно за огнем следила, опасаясь, что если он погаснет, то ночь, спустившаяся на лес, набросится на нас и проглотит.

Глава 3

Естественно, утром я была похожа на бомжиху — грязная, нечесаная, опухшая, с покрасневшими от бессонной ночи глазами. Зато Юляшка выспалась хорошо. Она всю ночь самозабвенно сопела и улыбалась во сне. Мужа моего, наверное, представляла, дрянь. Одно радовало — здоровый крепкий сон полезен не только для матери, но и для ребенка.

Пока она досматривала последние утренние сны, я осторожно выбралась наружу. Ливень давно закончился, и лучи рассветного солнца весело играли на каплях, усыпавших траву. Тихо, красиво и воздух такой сладкий, чистый, что дышать — одно удовольствие. Не отходя далеко, я быстро сделала свои дела, потом нашла глубокую, вроде как даже чистую, лужу и умылась. Тут уж не до пафоса, хоть какая-то гигиена нужна.

В этот момент раздался истошный вопль из глубины еловых ветвей:

— Ты где?

Буренка проснулась.

— Тут, — проворчала я и полезла обратно. Глаза бы мои ее не видели, но надо убедиться все ли хорошо. — Выспалась?

Я протянула ей полную бутылочку. В этот раз Буренка не стала кобениться, а сразу вцепилась в нее и принялась жадно пить. Так жадно, что мне пришлось отнимать у нее бутылку, иначе мы бы остались без запасов воды.

— Я еще хочу!

— Хватит. Как самочувствие?

— Терпимо.

— Как живот? —