Очевидно, что концепция “гендера без берегов” требует критического обсуждения, с чем согласен и сам Игорь Кон. Сохранив достоинства гендерного подхода, необходимо нейтрализовать порождённые им иллюзии и ошибки, прежде всего — вульгарный социологизм. Тому, кто отказывает врачам в праве лечить психогенные расстройства, сопровождающие гомосексуальность, следует сопоставить два факта: высокую частоту так называемых “немотивированных” самоубийств геев и свойственную им невротическую враждебность и насторожённость к врачам (ятрофобию). Этот невроз вызван опасением, что врач способен проникнуть в душевный мир гея с его комплексом неполноценности и невротическими страхами. В основе ятрофобии лежит неосознанное осуждение гомосексуалами собственной нестандартной половой ориентации, порой вопреки их утверждениям, что они гордятся ею. За термином же “сверхценность сексуальной сферы” часто скрывается аддиктивная зависимость, которая превращает инверсию в перверсию (Имелинский К., 1986; Ткаченко А. А., 1999; Перехов А. Я., 2002). Бесспорно, что врачи должны лечить геев не от гомосексуальности, “но только от болезней” (Кон), но как быть с недугами, возникшими именно из–за принадлежности пациентов к сексуальному меньшинству?!

Между тем, самая частая причина обращения к сексологам — неприятие пациентом собственной гомосексуальности, то есть эго–дистоническая форма инверсии. Пациент требует от врачей “сделать его нормальным”. “Я понимаю свою необычность, но хочу любить как все… и, пожалуйста, не пишите мне о том, что я не один такой и что жизнь на этом не кончается!” — это слова из письма молодого человека 21‑го года, практикующего однополые связи с 19 лет. Реже невроз, заставивший девушку или юношу обратиться за лечебной помощью, вызван не отвержением гомосексуальной идентичности, а конфликтом с родителями, изменой любимого человека или его намерением вступить в брак, а также другими психогенными причинами. Наконец, пациента может привести в кабинет врача не болезнь, а тревога за партнёра, неспособность разобраться в конфликтах и проблемах, разрушающих близость однополой пары. Антиврачебная позиция оставляет геев и лесбиянок без квалифицированной помощи, а это чревато ростом суицидов.

Очевидная заслуга Игоря Кона в том, что он привлёк внимание к важнейшей проблеме практической сексологии — к ятрофобии геев, невротическому страху перед врачами и ненависти к ним, продемонстрировав в своей книге её накал.

Невротическое развитие, словно тень, сопутствует нетрадиционной сексуальности. Это показали, в частности, исследования Алана Белла и Мартина Вейнберга (Bell A., Weinberg M. G., 1978). По их данным, эго–синтоническая форма инверсии, когда гомосексуальность в целом не вызывает сомнений и сожалений, наблюдается лишь у 10% гомосексуалов. Они–то и дорожат своими партнёрами, сохраняя им верность. Зато, по крайней мере, 28% геев свойственно эго–дистоническое отвержение собственной гомосексуальной идентичности.

Но и это — лишь частный случай интернализованной гомофобии, вершина айсберга. Гораздо чаще наблюдается своеобразное расхождение (амбивалентность). Осознанно геи расценивают однополое влечение как важную и неотъемлемую составную их личности. Неосознанно же они презирают и осуждают его, особенно если речь идёт о пассивной роли в половой близости. Подобная двойственность характерна для 60–68% “ядерных” гомосексуалов. Она–то, в основном, и определяет невротические формы их полового поведения (аддиктивность, интимофобию, промискуитет). Геи наивно думают, что счастье в любви обрести несложно, стоит лишь повстречать достойного человека. На деле же, у большинства однополых партнёров влечение друг к другу вскоре сменяется взаимным разочарованием и отчуждением. Для этого есть основания: интернализованная гомофобия блокирует способность любить и быть любимым.

Неудивительно, что осознание собственной инверсии — процесс мучительный для многих молодых людей, воспитанных в системе гетеросексизма. Гомосексуальные желания и чувства, фантазии и сны вызывают тревогу и смятение, страх быть непохожим на других, обречённым на бездетность и одиночество. Невротические срывы, депрессии, самоубийства наблюдаются у девиантных юношей и девушек намного чаще, чем у их сверстников с традиционной сексуальностью.

Многие пытаются справиться со своим нестандартным влечением, вступая в половую близость с партнёром другого пола. Кому–то это удаётся, кому–то нет. Ведь существует множество видов однополой активности. Различают гомосексуальность “ядерную” (в основе которой лежит особый тип функционирования центров, регулирующих половое поведение), транзиторную (имеющую преходящий характер), заместительную (вызванную отсутствием лиц противоположного пола), невротическую (гомосексуальная активность вызвана тем, что реализация гетеросексуальной близости блокируется психологическими причинами). Важную роль играет соотношение силы двух относительно независимых потенциалов полового влечения индивида — гетеро– и гомосексуального. Но даже самая удачная реализация гетеросексуальной близости отнюдь не решает насущных психосексуальных проблем “ядерных” гомосексуалов.

За десятки лет в работе с сексуальными меньшинствами мало что изменилось. Декриминализация гомосексуальности и её исключение из списка психических заболеваний не устранили главную беду — гомофобию общества. Она по–прежнему порождает у большинства геев интернализованную гомофобию и невротическое развитие. По словам Казимежа Имелинского (1986), невротические переживания гомосексуалов следует различать и, соответственно, по–разному лечить: “одни из них обусловлены нетерпимостью социальной среды и межличностными конфликтами; причиной других является скорее неспособность личности справиться с собственными проблемами и смириться с противоречиями между сексуальными наклонностями и усвоенными моральными нормами; третьи могут быть обусловлены, прежде всего, невротическим развитием личности, в рамках которого инверсия является одним из многих проявлений”.

Крайности одинаково вредны. С позиций вульгарного социологизма считается, что однополое влечение обусловлено лишь социальными причинами, воспитанием и характером взаимоотношений в семье. Подобный подход лишает врача способности ориентироваться в формах гомосексуальной активности; мешает ему оценить сущность психогенной ситуации и выбрать верную тактику в работе с пациентами. Многие психиатры, напротив, абсолютизируют гетеросексуальный стандарт, ими же определённую “биологическую норму” полового поведения. Они расценивают гомосексуальность как заболевание, цель лечения которого — конверсия половой ориентации, её смена на “нормальную”. У представителей сексуальных меньшинств их позиция вызывает понятный протест, проявляющий себя порой весьма бурно. Американские геи выкриками: — “Сукин сын!” — сорвали доклад Ирвинга Бибера, решившего поделиться с психиатрами своими успехами в “лечении гомосексуализма”.

Очевидно, что сексология должна соответствовать тем изменениям, что произошли в мире, в науке и в системе отечественного здравоохранения.

Одна из насущных задач — упорядочение лечебной помощи транссексуалам, ставшим объектом неуёмной предпринимательской активности врачей. Операции по смене пола должно предшествовать обязательное обследование пациента сексологом. Многих больных, настаивающих на смене пола, удаётся отговорить от “членовредительства”, включающего кастрацию, доказав, что хирургическое вмешательство для них бесперспективно. Поскольку эти пациенты готовы податься психотерапевтической коррекции, проводимой сексологом, и отказаться от оперативного лечения, пластические хирурги прибегают к услугам андрологов. Андрологические кабинеты открываются повсеместно, хотя в перечне врачебных специальностей “врач–андролог” не числится. Уролог, став андрологом, выдаёт справки об “истинном транссексуализме” и об “отсутствии психических противопоказаний для операции” всем желающим попасть на операционный стол.

Жизненно важная задача геев, лесбиянок и транссексуалов — наладить плодотворное сотрудничество с сексологами. С их помощью они получают возможность преодолеть невротические расстройства, избавиться от болезненных, нелепых