Папа умер.

Именно тогда все и произошло. Про себя я подумала, что папа умер потому, что я поцеловала его.

Так началось мое молчание. Когда я снова решила заговорить, всем казалось, что я снова стала нормальным ребенком, но это было не так. В каждой частичке моего существа был запечатлен момент того поцелуя — поцелуя любви, вызвавшего смерть. По-видимому, этот момент, нанесший мне душевную травму еще в детстве, я уже давно несу в себе на протяжении многих лет своей жизни.

Детство

Я родилась одиннадцать лет спустя после рождения моей сестры Эрнестины, и родилась случайно.

Я говорю случайно, потому что столько лет спустя мои родители уже и не думали обзаводиться ребенком. Словом, я родилась нежданно и без какого-либо предупреждения. Из пяти женщин в нашей семье я была самой младшей.

Я выросла в городе Мехико, в районе под названием Санта Мария Ла Ривера. Этот район в самом начале XX века приказал выстроить тогдашний президент Мексики, генерал Порфирио Диас для того, чтобы высший свет общества проживал в элитном квартале. Именно поэтому там находится первый «порфирианский» (времен правления Порфирио Диаса) театр, большой Зал Правосудия, в котором в настоящее время находится Музей Минералогии, и очень известный Музей дель Чопо, в стенах которого в свое время нашли приют разного рода коллекционные собрания по археологии, этнографии, палеонтологии, минералогии и биологии. Со временем эти коллекции были переведены в другие столичные музеи.

Когда в 1960-х годах мой папа построил здесь для мамы дом, этот район уже перестал быть столь солидным и значимым. Многие семьи переселились в другие, более престижные, районы — Поланко, Чапультепек и Реформа. В эпоху моего рождения слава Санта Мария Ла Ривера угасала, район беднел, но я помню его самым-самым прекрасным. Каким-то образом я сохранила ту, прежнюю, атмосферу величия и значимости, ведь здесь проживали одни из величайших людей Мексики, такие как Приета Линда[3], исполнявшая в сопровождении марьячис местные песни, более известные как ранчерас, или Доктор Атль[4], великий мексиканский художник, отобразивший на своих полотнах самые разные пейзажи Мексики. Улицы этого района до сегодняшних дней сохраняют имена самых значительных для своей эпохи мексиканских мыслителей, историков и поэтов, например Альсате, Амадо Нерво и Диаса Мирона[5]. Слушать из уст отца (у которого, безусловно, была совершенно исключительная память) стихи кого-либо из этих великих людей или рассказ о ком-то из них, в зависимости от того, в чью честь была названа улица, по которой мы шли, было ни с чем не сравнимым удовольствием.

Одной из границ моего района была широкая улица с газоном посередине, разделяющим проезжую часть, под названием Сан Косме. По выходным я говорила маме, что мы пойдем «санкосмерить» (прошвырнуться по Сан Косме), потому что на этой улице неподалеку от нашего дома находился рынок, и мы ходили туда просто погулять и поглазеть на все. Были и походы ранним утром в Музей дель Чопо, где всегда были очень интересные выставки, и проходили лекции для детей по живописи, музыке и скульптуре. Находилась там и моя самая любимая экспозиция миниатюр, где все дети дрались за то, чтобы посмотреть через большую лупу, размещенную на подставке, на малюсенькие коробочки, в которых и помещались миниатюры.

Потом мы шли перекусить в маленький ресторанчик «Ла Тонина», существующий до сих пор, и там я ела самый лучший из тех, что когда-либо пробовала, кальдильо де кеса[6] с только что испеченными блинами. По мнению моей сестры Федерики они и сейчас все так же восхитительны. Владельцем ресторанчика был Тонина Джексон, довольно известный в пятидесятые годы мексиканский борец. С одной стороны от ресторанчика находился театр Вирхинии Фáбрегас[7], а с другой кинотеатр «Опера». В этот кинотеатр мы всегда заходили посмотреть сдвоенные сеансы — два фильма по цене одного. В этом кинотеатре помимо попкорна меня поджидали вожделенные пирожные с кремом. Сейчас подобные сладости встречаются в любой части Мехико, но изначально рецепт был придуман монахинями, которые много лет назад жили в городке Пуэбла, что в двух часах езды от столицы. Это пирожное представляет собой нежнейший вафельный рожок, наполненный безе из меда с кусочками лимона. Это такое сочетание, попробовав которое ты возносишься к облакам. И, конечно, я не могла упустить из виду любимую апельсиновую газировку.

У выхода из кинотеатра были оборудованы места для мелкой розничной торговли, где продавали всякие маленькие безделушки и побрякушки, которые нельзя было найти ни в одном столичном магазине. Здесь было множество вещей, которые продавались только в Соединенных Штатах — фены, куртки, кроссовки Nike, игрушки, плееры, косметика и много других чудесных вещей. Если я начну описывать их все, то никогда не закончу. Мы приходили сюда каждую неделю, чтобы посмотреть, что же привезли новенького. Я абсолютно точно уверена в том, что все это провозилось в Мехико контрабандой.

Сан Косме производила на меня огромное впечатление — дорожки и тянущиеся вдоль них торговые палатки цвета мексиканской розы, так мы окрестили насыщенный розовый цвет, который ввели в моду Диего Ривера[8] и Фрида Кало. На палатках были вывешены образцы товара, чтобы люди могли увидеть все, что там продается. Когда кто-нибудь проходил рядом с палатками, продавцы начинали кричать, привлекая к себе внимание: «За-а-аходите, заходи, заходи-и-и… здесь продается три штуки по цене одной. Смотрите, продаем свободно, если вам не понравится, то поменяем…

За-а-аходите, заходи-и». Прохаживаясь там среди множества торговцев, я подкреплялась толстенными блинами со сгущенкой, испеченными по местному рецепту, которые мы называли «табакеркой», держа их на маленьком квадратике промасленной коричневой бумаги на манер тарелки… Стоит только вспомнить об этом, как слюнки текут. Боже, какое наслаждение!

Мой народ, язык, манера пения, народные песни, которые восторженно звучат в моей памяти.

Таким было мое детство, богатейшее культурными познаниями и наполненное целой палитрой цветов и чудесных ароматов.

Улица Диаса Мирона

Легенда гласит, что под нашим домом находилось кладбище. Неподалеку от