Шрифт:
Закладка:
Власт покачал головой.
— Установить подобную связь удается лишь в младенческом возрасте. Как только ребенку исполняется год, симбионты больше не приживаются. Наоборот, они могут нанести вред своему потенциальному носителю. Мы уже пробовали, и к сожалению…
Король так и не договорил, а Эйлин не рискнула его расспрашивать. Некоторые тайны Туманного Предела пугали ее до дрожи, и она предпочитала, чтобы они навсегда оставались тайнами.
Уже скоро Эйлин получила на руки свою дочь, которую окутывала едва заметная магическая дымка симбионта. Но она постаралась этого не замечать.
Не думать о странной дымке, не чувствовать, что ее дочь больше не одна. Вместо этого Эйлин понесла Эйвери в спальню, перед уходом заявив, что собирается сперва накормить, а затем уложить принцессу в колыбельку — после подобных потрясений малышке не помешает долгий и здоровый сон.
…Кормя дочь, Эйлин размышляла все о том же.
Ей хотелось верить в то, что она здесь приживется. Привыкнет и полюбит Туманный Предел со всеми его тайнами — так же сильно, как она любила своего мужа, а Власт любил ее.
И так же сильно, как Эйлин любила свою дочь — дите Аргейла Кхана, которая обрела новую родину и нового отца за Туманной Грядой.
* * *
Сложно сказать, как долго я шла по песку, окуная босые ноги в белую пену прибоя — потому что свои сапоги я так и не обнаружила. Зато куртка, пусть и порванная в нескольких местах, лежала рядом, так что я захватила ее.
Пригодилась — солнце палило нещадно. К тому же воздух после разреженного на Эльрене сейчас казался мне тяжелым и еще каким-то излишне сладким, словно полным патоки, и при каждом вздохе раздражал пострадавшие от падения легкие.
Но потом я привыкла.
Шла и шла — бесцельно брела по кромке моря.
Сперва плакала, и слезы почти сразу же высыхали на моих щеках. Затем нашла ручей, вытекавший из джунглей, и хорошенько напилась, после чего поплескала себе в лицо.
Холодная вода привела меня в чувство, и плакать я перестала — решила, что пора уже прекращать горевать. Случившегося уже не переиграть — да и не стала бы я ничего менять, если бы у меня был шанс отмотать время.
Я бы сделала то же самое — попыталась всех спасти, а затем вытащила Кайдена из адского пламени взрыва.
Подозреваю, он бы тоже не стал ничего менять и бросил меня в очередной раз, так что мне стоило с этим смириться. Как и с тем, что обратно за мной Кайден уже не прилетит, поэтому не мешало бы подумать, что мне делать дальше.
Итак, что я имела на сегодняшний день?
Собственно говоря, ничего.
Остров казался мне необитаемым, потому что я шла вдоль моря, подозреваю, уже около трех часов — ну, если судить по движению солнца. И за это время мне не попалось ни единого следа человеческого присутствия.
Хорошо, деревни могли быть спрятаны в изумрудной зелени джунглей, откуда время от времени до моего слуха доносились крики обезьян-ревунов и звонкая перекличка птиц. Но рыбацких сетей и лодок не было и в помине, и меня это порядком тревожило.
Зато я обнаружила кокосовую пальму и, немного помучавшись, утолила голод, разбив о камень валявшиеся на земле кокосы. Парочка оказались испорченными, зато один не вызвал у меня подозрений.
Затем я легла в тени этой самой пальмы, накрылась порванной курткой и решила немного подремать — удар о воду не прошел для меня бесследно, болели все кости и мышцы.
Как и разрыв с Кайденом — после его слов и поступков болело и кровоточило сердце.
Но сон никак не шел.
Лежа в тени, я смотрела на солнце сквозь полуприкрытые веки. Думала о том, что Кайден улетел, разорвав нашу связь, и теперь я совершенно свободна. А еще я безгранично одинока — как и раньше на Чаверти.
И это было привычное, но уже успевшее немного позабыться чувство.
Только вот на Чаверти я была в окружении людей, тогда как Кайден бросил меня на необитаемом острове, и я понятия не имела, как отсюда выбраться.
Но решила не отчаиваться раньше времени — подумала, что стану искать людей, заодно осматривать остров и окружающее море, а потом — если ничего не обнаружу, то поразмыслю о строительстве плота.
Неожиданно для себя задремала и спала так долго, пока меня не разбудило странное чувство — сперва был толчок изнутри, после чего внутренний голос принялся твердить, что я уже больше не одна.
Открыв глаза, поморгала на заходящее солнце и внезапно разглядела, что к пляжу подлетал черный дракон.
Сердце заколотилось как безумное.
Я села, отбрасывая в сторону куртку, которой укрывалась, после чего попыталась разобраться с тем, что происходило у меня внутри. Но разорванная Кайденом драконья связь — ее обрывки — мешала сосредоточиться, и я никак не могла понять…
Сперва подумала, что к пляжу подлетает Зигурт, а вовсе не Лойрин, ведь Дикие драконы обычно не спускались на острова Суши.
Да, Зигурт не смог оставить меня одну в этом месте, поэтому ослушался приказа Кайдена и прилетел за мной, потому что всегда, с первой нашей встречи на Чаверти, у нас с ним была особая связь.
Я любила его, а он любил меня, поэтому дракон не смог бросить меня одну — израненную, голодную и совершенно несчастную, а заодно и несправедливо обвиненную в том, чего я не совершала.
Но это был не Зигурт. На пляже, к которому я, поднявшись, заковыляла, приземлилась Лойрин.
Прилетела ко мне в третий раз, но уже одна, без своей свиты.
Сложила крылья и сделала несколько шагов в мою сторону.
Я тоже шагала к ней — шла спокойно, без спешки. Понимала, теперь нам уже никто не помешает, потому что вокруг никого нет — ни единой души!..
Я могла спокойно подойти, приложить руку к ее бронированной груди и заглянуть в драконьи глаза.
Что я и сделала — подошла, приложила и заглянула.
И это случилось.
Мне показалось, что в момент первого физического контакта — когда я прикоснулась к Лойрин — меня будто бы овеяли своей милостью Боги. Это было странное, даже нелепое ощущение для той, кто успел возненавидеть подобное религиозное мировоззрение, годами навязываемое в общине Таккеров.
Но теперь меня не оставляло ощущение, что со мной произошло именно то, что порадовало бы отца Таккера, —