— Опять Мисс Гостлен спит!

Каштановые, чуть кудрявые волосы защекотали мне нос. Я утробно чихнула, почувствовав сладкий запах карамельных духов.

Я усмехнулась и обернулась назад. Позади меня, скрестив руки на груди, стояла в свободной позе никто иная, как моя подруга — Эбони Айвери. Раскаленное золото вокруг зрачка как всегда блистало, темные накрашенные брови по-доброму были нахмурены. Звенели на ушах длинные сережки; на левом была сережка с ромашкой, а на правом — с красным сердечком. Ярко накрашенными устами Айвери пускала жвачные пузыри. Волнистые волосы по плечи, темно-синий кардиган и красная юбка в черную клетку развевались на апрельском ветру.

— Мисс Эбони Джулиан Айвери, какая встреча! — радостно воскликнула я, размахивая руками.

После переезда в Дарли я была са-а-амой серой мышью, наверное, за всю историю школы Тэнсар. Ходила одна, ела за самым краем стола и старалась избегать лишнего общения. Я до жути боялась, что из-за моей легкой чудаковатости и дара меня начнут травить и насмехаться, как это обычно бывает с необычными детьми. Именно Эбони Айвери первая заговорила со мной. Подруга до сих пор припоминает мое удивленное лицо, когда она спросила имя и предложила вместе пообедать в столовой. Тогда в столовой стремительно завязался разговор и пошло-поехало. Эбони была веселой, любвеобильной и дружелюбной девушкой, любила много трещать о мальчишках и модных вещах. Ах, забыла сказать, что Эбони еще была и пианисткой. Как она рассказывала, отдать ее в музыкальную школу было инициативой родителей, и изначально Айвери вообще не хотела учиться играть на инструменте, лень было. Но потом у подружки в мозгу что-то переклинило, и на третьем году обучения она вдруг сильно влюбилась в фортепиано. Так что, если вы увидите ненормально длинные пальцы у Эбони Джулиан Айвери, то не переживйте, она не монстр, а, скорее, э-э, пианиноголик?.. Ну, вы поняли короче.

— Я, конечно, прекрасно-препрекрасно понимаю, что сегодня тот самый день, но переживать о своей-то жизни тоже надо! Ты посмотри на нее — стоит на краю дороги и зевает! Непорядок, Ель! — наигранно сердито толкнула меня в бок Эбони.

Глубоко вдохнув запах цветущих школьных яблонь, я скрестила руки на груди, с долей усмешки поглядывая на подругу.

— Ну-ну, не кукарекай, Эб, — посмеялась я, начиная идти на зеленый свет. — Ты же знаешь, что у Елены Гостлен все всегда идет по плану: если Елена стоит на краю дороги и зевает — значит, так надо.

Айвери зафыркала, быстрыми и даже строгими шагами идя за мной, пытаясь сравняться. Магические бирюзовые волны тоже окутывали все ее подтянутое тело. Я слышала, как она, фыркая и запыхаясь, еще и успевала ехидно посмеиваться:

— Ага, а вчера чуть не подавилась салатным листом О великая Елена Гостлен тоже по плану?

На этот раз мои щеки вспыхнули.

— Ну-у-у, это редкое исключение.

Мы уже перешли дорогу и вступили на плиточный асфальт с еле заметными проростками травы. Эбони, продолжая ехидничать и щурить глаза от лучей солнца, заскрипела черными воротами. Наконец мы оказались на живом школьном дворе, от которого прямо-таки и веяло беззаботностью и юностью. От здания школы пахло тем самым притягательно-ядовитым запахом краски, все вокруг было усажено клумбами и деревьями, чьи ветви вылезали за границы забора. А разговоры школьников только придавали живости всей этой картине.

— Таких «исключений» за нашу дружбу было пруд пруди! — лопнула жвачным пузырем Айвери. — Елена, пора бы уже признаться, что ты иногда бываешь неуклюжей!

Я хмыкнула, поправляя рюкзак на плечах. Над нами пролетело несколько призрачных белых птиц, что также спешили на Цветущую гору. Прошло еще двое душ школьников, что, плывя павушками, о чем-то оживленно болтали, певуче растягивая слова. Но видела всю эту призрачную красоту только я. Больше никто. Эб продолжала допытывать меня, идя сквозь души, также как и остальные дети.

— И не подумаю.

— Ах ты, маленькая козя…

Только мы хотели вступить на первую ступень школьного крыльца, как преградил путь бывший парень Эбони, — Валентайн Эльбрусси, или, как мы его коротко с подругой называем «Валя». Нет, ну а что, подходящая же кличка для слабоумного отбитого ребенка…

— Оп-оп, кто это тут у нас? — Валек выдохнул сигаретный дым прямо в лицо Эбони, а та, рыкнув, скривилась в отвращении.

Я закашлялась, с явной натужностью подавляя желание измазать дорогой жакет и вельветовые брюки Эльбрусси грязью. А еще очень хотелось плюнуть ему в противную рожу.

— Фу, Валентайн, брысь с дороги! — гавкнула Айвери. — От тебя разит табаком как от моего покойного дяди!

— Ну чего ты, в самом деле, Э-бо-ни, — усмехнулся молодой куряка. — Уже отвыкла от моего аромата? Какая ты чувствительная…

Знаете, я ни разу не пожалела, что Эбони бросила Валю. Этот чурбан, несмотря на свой молодой возраст, любил засиживаться в барах, часто оскверняя и унижая при своих дружках, и еще, оказывается, подружках, тогда еще его девушку Эбони. Когда мы об этом узнали, Эбони так разозлилась, что надавала пощечин Валентайну, окончательно завязав с отношениями. И слава Богу!

— Сгинь, Валя, — сдержанно процедила я, — Оставь Эбони в покое.

Валек, затянувшись, перевел взгляд своих ядовитых зеленых глаз на мою фигуру и раздраженно хмыкнул. Мои мутно-голубые очи горели безмолвной ненавистью к этому отродью, который все равно через один десяток лет сгинет из-за того, что его легкие загниют в организме. Вы не подумайте, я не хочу, чтобы Эльбрусси побыстрее умер, нет. Я желаю ему прожить нормальную жизнь, хотя, о чем я говорю, его бедные легкие уже на несколько хороших процентов прогнили, как и мозги. На моем лбу взбухли вены, а губы свернулись в трубочку.

— Не возникай, Гостлен, — язвительно прощебетал бывший Эбони, легонько толкая меня в бок. — Ты всегда совала свой кривой нос в наши с Эбони отношения, всегда защищала ее, упертая ты наша. Сегодня тот самый день, так что думай о том, как будешь отмывать с себя запах мертвечины.

— Заткнись, Эльбрусси! — вскрикнула Айвери, одаривая хулигана хлесткой пощечиной. — Ты не имеешь права так говорить о Елене, она будет возносить твою гнилую душу к Смерти!

Между нами троими росло напряжение с каждой секундой, забивая нос своим гадким запахом, что смешался с табаком. Школьники, естественно, на крик Эбони обратили внимание, также как и души, что не спеша шли мимо них. Все обратили на нас внимание только ради того, чтобы посмотреть, будет ли драка или еще что похуже. Как же ненавижу такие случаи. Зубы шумно скрипнули, ногти впились в лямки рюкзака, а глаза, очевидно,