— Деньги есть? — мой коллега по сбору вторсырья, пока не гнилой, но уже сильно зачуханный, что в сопровождении существа, которого я определил, как особу женского пола, подошедший к скамейке, в соседнем от вокзала дворе, на которой я отдыхал, не стал терять время на взаимные расшаркивания: — Пошли, очистителя возьмем на троих, потом Танька на клык возьмет.

— Иди на х… — жизнь показала, что сбор бутылок в моем исполнении не является гарантией сытого существования, чем я был очень расстроен, пытаясь насытится небольшим жареным пирожком с картошкой. Денег оставалось еще на пару самых дешевых пирожков, я же наивно рассчитывал на что-то большее.

Кавалер, поняв, что спонсировать их вечеринку я не планирую, молча ухватил свою вонючую спутницу и двинулся в сторону вокзала.

Второй раз я увидел их, когда небо уже налилось чернотой, а в окнах старого, сталинского ампира, дома зажглись притязательным, теплым светом, электрические лампочки.

Где-то бормотал телевизор, играла музыка, и усатый проказник Якубович требовал от кого-то назвать слово, когда во двор шагнули три темные тени.

Танькин кавалер оказался упорным и опытным промоутером, за неполный час нашел любителя нетрадиционной любви, который приобрел для компании пластиковую баклажку сладкой «омывайки».

Рынок наконец повернулся лицом к местным БОМЖам — днем я видел в разных концах площади имени Основателя два «жигуленка», из багажников которых бойкие молодые люди торговали стеклоочистителем приятного, голубого цвета.

Врать не буду, автолюбителей среди покупателей я не видел, но вот бродяги — это средство брали весьма активно, дегустируя ее тут-же, не отходя от кассы. Жидкость, кроме приятного цвета, имела стойкий, сладкий запах, так что Привокзальная площадь, визитная карточка нашего города, встречала гостей столицы Западной Сибири густым приятным ароматом.

Бросив на меня победный взгляд, Танькин кавалер решительно двинулся в мою сторону, демонстративно устроив свою parti на соседней от меня скамейке.

Ссохшаяся в ожидании угощения, Татьяна, ловко откупорила литровую пластиковую емкость и припала к ней черными губами, жадно всасывая в себя содержимое. С неодобрением смотрящий на разгулявшуюся девицу, организатор вечеринки, в какой-то момент вырвал у дамы сосуд, и, элегантно обтерев горлышко засаленным рукавом плаща, протянул емкость спонсору — невысокому мужику, одетому в кирзовые сапоги, потертые, светло-голубые джинсы и свитер-самовяз.

Мужик не стал кобенится, сделал пару длинных глотков, после чего великодушно вернул бутыль организатору, сам же закурил, философски глядя на темное небо и пуская в него колечки дыма.

В соседнем дворе, за моей спиной, раздался какой-то шум, переросший в мужские крики и звуки ударов, а когда я, потеряв интерес к драке за спиной, повернулся лицом в сторону любителей стеклоочистителя, ситуация там изменилась не в лучшую сторону.

Танька, вдоволь напившись голубой жидкости, вытянулась на скамейке и громко храпела, приоткрыв рот с гнилыми, редкими зубами, напрочь забыв о своих эротических обязательствах. Спонсор вечеринки же, оплативший основное веселье, расстегнув джинсы, старательно запихивал спящей барышне в рот что-то, что я не мог рассмотреть. Минут пять пропыхтев и не добившись от дамы каких-то ласкательных действий, мужик со злобой пнул в бок БОМЖа, сладко задремавшего на краю скамейке.

— Ты, бомжара! Ты мне что обещал? Давай, буди свою лахудру, а не то сам будешь у меня отсасывать.

— Ты че тут на меня…- сутенер мгновенно проснулся и вцепился в гостя, отчего они уронили с лавки мирно спящую Танюху, что утробно подвывая, пыталась откатится от сцепившихся тел. Веселье закончилось тем, что из ближайшего подъезда выскочили два крепких мужика, одетые только в спортивные трико и, роняя домашние тапочки, бросились к дерущимся, крича что-то матерное. Пока местные пинали нарушителей режима тишины, я предпочел уйти по-английски, решив, что полезней для здоровья найти более спокойное местечко для ночлега.

Сутки спустя.

Прошлую ночь я спал плохо — среди ночи проснулся от сильного рывка — кто-то попытался вырвать у меня вещмешок с моими богатствами — парой килограммов сплющенных алюминиевых банок и объемной сумки, но не учел, что лямки мешка я примотал к рукам. Короткая драка в темноте, и две темные тени, нелепо косолапя как зомби из какого-то ужастика, убегают в сторону вокзала, на ходу обещая новую встречу. Только сон перебили, поэтому я ушел из скверика, где спал на, относительно целой скамейке, чтобы беды не накликать. В соседнем дворе, часов в пять утра, в самый сон, меня прогнал неуемный дворник, пообещавший переломать мне ноги ломом, если он меня еще раз увидит. Не выспавшийся и злой я двинулся во двор нового, коричного дома, чья мусорная площадка обещала мне богатый улов пустых бутылок и алюминиевых банок, но через пять минут, когда я только вошел в раж, я чуть жестко не поплатился. Из-за металлических контейнеров, одновременно выскочило несколько оборванцев, что попытались, действуя с двух сторон одновременно, пробить мне голову палкой и кирпичом.

Победила молодость — я успел прорваться между нападавшими, сбив одного из них с ног, отделавшись только оторванным рукавом ветхой рубашки, что осталась в руке упавшего, на загаженный асфальт, матерящегося мужика.

Бросив своего, тяжело ворочающегося товарища, четверо оставшихся на ногах, попытались меня догнать, но не преуспели — я легко оторвался на двадцать шагов, после чего перешел на быстрый шаг, косясь одним глазом назад.

— Эй ты! — между мной и преследователями глухо упала и покатилась по бетонной поверхности проезда, половинка кирпича: — Еще раз увидим на нашей помойке — убьем. Понял?

Я показал этим гнилым подобиям людей средний палец, после чего поспешил уйти с этого «вкусного места», опасаясь, что хозяев помойки может быть не пятеро, а больше и они могут меня в этом дворе загнать в угол.

Замену порванной рубахе я нашел в тот же день, сняв с натянутой веревки, в зеленом, густо засаженном кустами, дворе пятиэтажки, свежевыстиранную, стильную черную футболку, в месте, которую тут же и одел. Порванную рубаху я, руководствуясь приобретенной привычке, не выбросил, а одел поверх, для тепла — ночью было зябко.

Бутылки и банки я насобирал на берегу реки, по раннему времени, опередив местных алкашей, а добычу сдал тут-же, у ближайшего магазина, место расположение которого я, почему-то знал.

Утро, если не считать, что меня чуть не убили хозяева помойки, выдалось удачным, и я смог позволить себе пару горячих жирных беляшей, что купил у тетки с металлическим термосом на переходном мосту.

Я ел горячее, вкусное печево, и думал, что так жить нельзя — не знаю, кем я был до того, как появился на свет, но