посёлка, всех семерых, не считая малых детей, согнали в кучу, пожитки, какие нашлись в домах, тоже сгребли в кучу. Дело знакомое, базарные надзиратели с таким живо управляются. Ценного, впрочем, ничего не нашлось, кроме немногих женских украшений.

Старшего из поселян представили под светлые очи Байон-хана. Вновь Саркону пришлось толмачить бессмысленный разговор. Как мог ушлый купец пытался придать переговорам подобие смысла. Он опустил всю похвальбу великого хана и изрядную часть угроз, которые могли заставить свободолюбивых таёжников взяться за луки и ножи, какие здесь и делались. Ответы также пересказывал в таком виде, чтобы повелитель сущего не потребовал немедленно казнить бунтовщиков.

В результате владыка вселенной узнал, что Канага, так звали большака, кузнец, о чём было нетрудно догадаться, взглянув на его хозяйство. По этой самой причине он не принадлежит ни к одному из лесных народов, ибо боги у кузнеца свои. Вообще, такое положение означало, что в каких бы отношениях не были окрестные народы, кузнец никому ясак не платит, а значит, не собирается платить и богоданному владыке. Но такую крамолу Саркон счёл за благо не переводить.

— Этот мастер куёт оружие? — интересовался государь. — Сабли, доспехи?

— Что вы, великий, он такого не умеет, да и металл у него нехорош, руды тут болотные. Опять же, в лесу с саблей делать нечего, и никто у кузнеца сабли не купит.

— Чем же он промышляет?

— Всякий женский приклад: кухонные ножи, шильца, иглы… Для мужчин рыболовные крючки, остроги и прочую мелочь.

Больше всего мастер делал наконечников для стрел, но об этом Саркон предпочёл умолчать.

— Золотые украшения? — как бы, между прочим, спросил хан.

Саркон честно перевёл вопрос, выслушал длинный ответ, с сомнением пожал плечами и, понимая, что в этом вопросе врать не следует, перетолмачил услышанное хану, стараясь ничего не исказить.

— Никто из таёжных кузнецов не работает по золоту. Кузнецы поклоняются богу железа, который враждует с богом золота. Говорят, где-то есть мастера, которые тянут золото для парчи, но это не кузнецы, и Канага никогда не имел с ними дела. А если золотых дел мастер возьмётся что-то ковать, у него не получится ничего, кроме пожара.

— Где эти мастера берут золото для своих поделок?

— Канаге не интересно это знать. Золото родится в пещерах на склонах Саарал-Тау, но где именно, может показать только тот, кто там был.

— Ты знаешь таких людей?

— Конечно. Гунда, подойди сюда. Люди из-за реки хотят с тобой говорить.

Худой и жилистый Гунда послушно подошёл на зов, молча остановился, ожидая, что скажет ему хозяин. Такое поведение понравилось Байон-хану. Слуга должен молчать, пока ему не прикажут говорить.

— Гунда ходил к горным пещерам и, как рассказывают, принёс оттуда золото. Не думаю, что он сильно обогатился в результате своего похода, иначе ему не пришлось бы наниматься ко мне в работники. Я поручил ему заготовку дров. К железу того, кто ходил за золотом, я не подпущу.

— Спроси у раба, — потребовал хан, — видел ли он место, где копают золото, и может ли отвести нас туда.

Саркон знал немало языков, но родное наречие дровосека оказалось ему незнакомо. Всё же, как-то, через два слова на третье и с помощью кузнеца, с ханским вопросом разобрались, и Саркон доложил хану:

— Этот человек знает, где берут золото, но его там не копают, оно просто лежит на земле, и каждый волен брать, сколько унесёт.

— Это мы исправим, — перебил Байон-хан. — такого непотребства впредь не будет.

— Гунда может отвести нас туда, если его отпустит хозяин.

Последнее условие изрядно насмешило светозарного, и он отпустил согнанный чёрный люд, никого не казнив.

С утра, имея уже настоящего проводника, искатели золота отправились в путь. Горы больше не серели на горизонте, а вздымались ощутимыми громадами, понизу покрытыми бархатом леса. Самые вершины пятнал снег, казавшийся издали удивительно чистым.

Следов людей здесь почти не встречалось, зато звериные были в изобилии. Их, впрочем, видел только Гунда. Солдаты и стражники ломились сквозь заросли, словно слепые, не замечая ничего, а тигр или барс — зверь осторожный и большому отряду дорогу переходить не станет.

Наконец, когда терпение Байон-хана начало иссякать, Гунда объявил: «Пришли».

— А где всё? — вопросил венценосный путешественник, оглядывая склон, не хранящий никаких следов человеческого присутствия. — Где копи и эти… шахты? Где рабы, где охрана? Мы, что же, всё должны создавать на пустом месте?

Последовали долгие переговоры на непонятных языках, из которых взмокший от волнения купец сумел извлечь не то правду, не то языческие суеверия, которые Гунда за правду выдавал.

Вновь Байон-хану объявляли, что золото здесь лежит свободно и в сколь угодно большом количестве, и всякий может его взять и распорядиться по своему усмотрению. Потому золото в здешних краях и ценится так низко.

— Это же бунт! — вскипел негодованием государь.

— Это не я говорю, это он говорит, — поспешил оправдаться Саркон.

— Хорошо!.. — пропел Байон-хан тоном, не обещающим ничего доброго. — Пусть он прямо сейчас принесёт нам золото, что якобы лежит здесь свободно.

— Для этого надо подняться на обрыв. Там пещера, наполненная драгоценным металлом. Только там его можно получить.

Байон дал знак носильщикам, те, надрываясь, поволокли паланкин по обрыву. Очень скоро стало понятно, что с носилками на плечах наверх не подняться. То одному, то другому носильщику приходилось опускаться на четвереньки, паланкин качало, словно джонку в бурю, так что великий хан едва не вываливался наружу. Наконец, Байон-хан, вспомнив, как недавно слуги искупали его в реке, счёл за благо покинуть утлый паланкин и отправиться дальше пешком. Слуги подхватили повелителя под руки и со всем бережением доставили наверх. Пустой паланкин притащили следом.

Провал пещеры казался просто расщелиной среди кустов, и лишь потом был заметен нависающий козырёк, ограничивающий лаз поверху.

Гунда опустился на колени, принялся бормотать что-то невнятное.

— Он колдует? Я не потерплю, чтобы в моих владениях процветало чёрное колдовство!

Меньше всего Саркону хотелось, чтобы путь отряда был усеян отрубленными головами. После такого никакой торговли не будет много лет. Разбойные дела можно позабыть, убийства — никогда. Солнцеликий хан развлечёт скуку и впишет своё имя в перечень великих завоевателей, после чего вернётся в столицу, жить в счастье и довольстве, а торговля с северными соседями будет бесповоротно разрушена, а Саркон, да и не только он — разорены. Скорей бы хан удовлетворил своё любопытство и ушёл за реку, оставив пещеру с самородками, где ей от века положено быть. А золота в Саарал-Тау, возможно и вовсе нет. Старатели любят приврать, где находится их прииск. Пещера глубокая, не исключено, что у