Шрифт:
Закладка:
Глава 5. Я — отомстил!
— Ты не сможешь сделать все это, — говорит папа и Артем усмехается, разглядывая побелевшее лицо папы и желваки, которые нервно ходят на шее.
— Я уже сделал, я — отомстил, — встает с кресла Артем и идет к двери, — Кстати, ваша дочь провела со мной ночь, теперь вам придется потрудиться, чтобы продать подороже подпорченный товар. Да и кто возьмет ее без денег, — бросает взгляд на меня Артем. Мне неприятно, мне больно, но я ни за что не покажу этому чудовищу насколько.
— Ах ты, щенок! — вдруг кидается папа из-за своего стола на Артема.
Мы с мамой визжим, шарахаясь в сторону от сцепившихся мужчин. Артем явно сильнее, выше и шире отца в плечах. Быстро заводит руки папы за спину, заставляя того упасть перед Артемом на колени. Наклоняется и шипит ему в лицо:
— Ты проиграл, Смирнов, будь мужчиной, пусти себе пулю в твою дерьмовую голову, — Артем выпрямляется и выходит из кабинета, громко хлопнув дверью.
— Папа! — бросаюсь я к отцу, обнимаю за шею, реву, тыкаясь в грудь.
— Подожди, котенок, нечем дышать, — пытается сказать отец, и я отстраняюсь, вглядываясь в лицо. Губы у папы синие, дыхание частое и поверхностное.
— Володя! — мама тоже пытается помочь встать отцу, но тот вдруг сгибается с тихим стоном, полным боли.
— Маша, — выдыхает папа и падает на пол, делая последний вздох.
Мы с мамой стоим в оцепенении несколько секунд, пока я не падаю перед отцом на колени и начинаю расстегивать его рубашку:
— Мама, скорую! — кричу ей, и она оживает, кидается к столу, набирает телефон скорой пытаясь попасть дрожащими пальцами в цифры.
Разрываю рубашку отцу, так как нет времени, срываю галстук. Кладу его на спину и начинаю делать искусственное дыхание. Мои ладошки слишком маленькие, отец для меня крупный, но я упорно пытаюсь давить на грудь. Вспоминаю, чему нас учили в школе, применяю все свои знания. Чувствую, что не дотягиваю.
— Мама, позови кого-нибудь из охраны, — кричу ей, и она срывается, выбегает в коридор, зовет на помощь.
Через секунду комната наполняется людьми, пара охранников отца отстраняют меня от тела и начинают сами, дружно работать руками. Сколько времени прошло, мы должны успеть, мы спасем папу, без него у нас ничего не получится. В нашей семье всегда все решал и делал папа.
Скорая приезжает, когда уже поздно, слишком много времени прошло. Вадим, один из охранников закрывает ладонью раскрытые глаза отца.
— Все, — говорит он и меня срывает, я падаю в пропасть с диким криком.
Бросаюсь на колени рядом с папой и плачу, трогаю его руки, лицо.
— Папа, папа, — кричу я, пытаясь поднять его, заставить встать.
Чьи-то руки подхватывают меня, оттаскивают, я сопротивляюсь и даже не чувствую, как в вену входит тонкая игла. Все начинает кружиться и превращаться в один сплошной черный туман, а потом ничего, пустота. Лишь одна мысль всплывает в конце, а точнее издевательский голос моего мужа: Я — отомстил.
Как часто человек пытается оттолкнуть от себя горе? Забить голову другими мыслями, отвлечься работой, чтобы просто не сойти с ума, не пустить чудовищную боль прямо в сердце. Она там может поселиться, начать сжигать изнутри, сделать невыносимой твою жизнь. Ты словно тень, кружишь над собой, смотришь словно через какой-то вакуум на все и отводишь взгляд. Тебя ничего не удивляет, ничего не трогает. Проходят дни, которые ты не замечаешь, вокруг тебя люди, которые ничего не значат. Словно тебя нет, чувств нет, слов и звука. Ты уже охотно подставляешь руку для очередного укола, смотришь на тонкую иглу, что входит под кожу. Ждешь этого, так как после ничего не чувствуешь. Даже нет никаких снов. Встаешь только в туалет и со страхом отшатываешься от зеркала в ванной, откуда на тебя смотрит пугающе бледная девушка с темными провалами вместо глаз. Возвращаешься на кровать и снова ждешь, только вот знать бы, что так упорно ждешь.
Я лежу у себя в комнате на кровати и смотрю на поднятую руку. Такая тонкая изящная кисть с голубыми прожилками вен. Кисть скрипачки, музыканта, с коротко обрезанными маленькими ноготками. Да и сами пальчики маленькие, хрупкие, любуюсь ими, а в голове пустота. Папа всегда мечтал, что я стану великим музыкантом, я его понимаю, кто из родителей не хочет видеть талант в своем ребенке. Я была талантлива, как говорили учителя, я растворялась и жила в музыке, но не сейчас. Сейчас я ее не слышу, ни в себе, ни в ком-то другом. Я вообще мало, что слышу.
Ко мне иногда в комнату заходят какие-то люди, что-то спрашивают, но я молчу, просто лежу и смотрю в потолок или, как сейчас, на свою кисть. Я двигаю рукой, плавно сгибая руку, слежу, как меняется отражение яркого света, когда сдвигаю пальцы.
В комнату кто-то заходит и рядом со мной проминается кровать. Руки мамы опускаются на мои волосы и чуть поглаживают.
— Рита, я понимаю, тебе сложно, но нужно встать и пойти. Потом ты будешь жалеть, что не проводила папу, — мама говорит тихо, и я резко сжимаю руку в кулачок.
Мир вокруг меня вращается, мелькают картинки, становясь черными. Все, как в черно-белом кино: дождь, мокрая земля с глиной, могила. Я подхожу, целую отца в холодный лоб, смотрю в родное лицо, которое узнаю с трудом. Цепляюсь за бортики из полированного красного дерева и замечаю обручальное кольцо с бриллиантом на своей руке. Резко отстраняюсь, сдергиваю с пальца драгоценность и размахиваюсь, бросаю в могилу. Яркая искорка исчезает в темноте, растворяясь и не оставляя следа. Теперь я даю обещание, теперь моя очередь шептать клятвы, все возвращается Нефедов-Рязанцев, все вернется.
Глава 6. Завещание
На следующий день после похорон папы, нас с мамой посетил нотариус, чтобы ознакомить с завещанием. Мне было непривычно сидеть в папином кабинете и видеть в его кресле чужого человека, это казалось чуть ли не кощунством к памяти отца.
—
