— Что они сделают? — спросила Тиннстра. Одинокая слезинка скатилась по ее щеке.

— От вас отрекутся, — ответил Харка. — Только Шулка может быть частью клана. Теперь вы не одна из нас и никогда не будете.

— И кем я буду?

— Никем. — Голос Харка был холоден как смерть. Он протянул ей листок бумаги. — Вы уволены.

Тиннстра уставилась на него, уставилась на листок бумаги в своей руке. Если она его возьмет, ее жизнь будет кончена. У нее останется только нож в ее комнате, но даже это было ложью. Она знала, что у нее не хватит смелости покончить с собой.

— Тиннстра, — сказал Харка, и его тон смягчился. Выполнив свой долг, он снова стал ее крестным отцом. — Возьми лист. Это к лучшему. Возможно, сейчас тебе так не кажется, но однажды ты оглянешься назад и поймешь, что это был тот момент, когда ты стала свободной.

— Свободной?

— Теперь ты можешь делать все, что захочешь. Не то, что диктует твой отец или чего ожидает твой клан. Тебе предстоит сыграть определенную роль в этом мире. Воспользуйся этой возможностью, чтобы узнать, какую. Начинай жить своей жизнью.

Тиннстра взял листа: «Благодарю вас, сэр». Она собиралась было отдать честь, поняла, что больше в этом нет необходимости, и вместо этого неловко улыбнулась и смахнула еще одну слезинку.

— Удачи.

Выйдя из кабинета, она остановилась в коридоре, внезапно потерянная в месте, которое было ее домом в течение трех лет. Она не знала, что чувствовала – смущение, страх, облегчение. Это сделано. Она вне. Ей больше никогда не придется брать в руки меч. Или стоять в фаланге.

И то, что сказал Харка, было правдой — она могла пойти куда угодно. Но только не обратно в Гэмбрил. Возможно, однажды она вернется туда, когда узнает, что там будет ее отец, ее семья, но не сейчас. Я могу пойти куда угодно. Где никто не знает, кто я такая. Где я могу быть обычной. Девушкой без имени. Я больше не дочь Грима Дагена. Я — это просто я.

Она улыбнулась. Это была прекрасная мысль. Может быть, так действительно лучше. Она не была такой уж трусихой. Она просто не была Шулка. Она взглянула на охранников, неподвижных, как статуи, бесчувственных воинов. В этом и была разница. У нее были чувства. Она хотела новых впечатлений. Она хотела что-то делать, чего-то добиться от себя. Она не хотела быть безмозглой убийцей.

Тяжесть спала с ее плеч. Тиннстра направилась в свою комнату, почти плывя по воздуху. Чем скорее она уйдет, тем лучше. Пришло время оставить Шулка позади и затеряться где-нибудь в другом месте. Она свободна. Впервые в своей жизни она свободна. Слава Четырем Богам.

Больше не нужно прятаться в тени, не желая быть замеченным. Куда бы она ни пойдет дальше, она узнает, кто она на самом...

Мир взорвался.

2

Дрен

Киесун

Дрен наслаждался жизнью.

Было уже поздно. Ему следовало бы поспать, немного отдохнуть перед тяжелым днем на лодке, когда ему придется рыбачить со своим отцом, дядей и кузеном. К черту рыбалку. Его отец называл это «поступать правильно». «Быть благоразумным». Ага, точно. Когда он подрастет, у него будет достаточно времени для этого. Но прямо сейчас? У Дрена есть дела поважнее. Поозорничать, например.

Он бежал по крышам, перепрыгивая через небольшие перегородки между зданиями, огибая водные башни, сердце бешено колотилось, кровь бурлила. Чувствую себя живым.

Его кузен, Квист, следовал за ним по пятам, для разнообразия не отставая. Дрен ухмыльнулся. Сон может подождать. Завтра они оба будут измотаны до предела, но ему было все равно. Отцы будут их ругать. Черт с ними. Беда в том, что эти старики забыли, каково это — быть молодыми. Они слишком заняты работой, чтобы помнить, что такое веселье.

Дрену нравилось бегать по крышам, свободно передвигаться по городу незамеченным. Здесь, наверху, он чувствовал себя королем мира, а не сыном рыбака. Наверху он не был ничьим рабом. Он был тенью, промелькнувшей мимо незамеченной и не замышлявшей ничего хорошего.

Луч луны давал немного света — не то чтобы Дрен в нем нуждался. Это был его город. Грязный, потный Киесун. Он прожил здесь всю свою жизнь и, если не считать работы на рыбацкой лодке своего отца, никогда не покидал городских стен, даже для того, чтобы исследовать горы к северу от города. Зачем это ему? Все, что ему было нужно, находилось в Киесуне. Все, что кому-либо было нужно, находилось в Киесуне. Портовый город был зажат на небольшой полоске земли в самой южной точке Джии, и доки, построенные над самой глубокой естественной гаванью в стране, работали двадцать четыре часа в сутки. Корабли прибывали из Мейгора, Чонгора и Дорнуэя, привозя все — от оливкового масла и вина до изысканных шелков, которые так любили богатые женщины.

В доках можно было неплохо поживиться, если действовать достаточно быстро. Особенно, если у тебя хватит ума не переусердствовать. Возьми слишком много, и ты рассердишь людей до такой степени, что они могут попытаться тебя остановить. Ограничься малым, и никто не будет беспокоиться. Только идиотов ловят на воровстве; только дуракам отрубают руки за воровство. Дрен не был ни тем, ни другим.

Некоторые говорили, что в Киесуне построили столько зданий, что можно было бы заполнить вдвое больше земли, и Дрен мог в это поверить. Когда ты окружен водой с трех сторон, тебе приходится обходиться тем, что у тебя есть, поэтому все дома были плотно прижаты друг к другу. Здания стояли шеренгой вдоль узких улочек, которые всегда были забиты людьми. На то, чтобы дойти из одного конца города в другой, нужны были часы. Даже поздней ночью на улицах было многолюдно. Вот почему по крышам было удобнее передвигаться. Никто не вставал на пути.

Даже если бы кто-то был там, наверху, выпивал или развешивал белье, они бы его не остановили. Они могли бросить на него взгляд, означающий, что он сошел с ума, или послать его подальше, но все это не имело значения. Дрен был бы уже далеко от них. И, конечно, у него всегда на поясе висел маленький нож, если что-то пойдет наперекосяк.

Они на большой скорости приблизились к краю здания. Шесть футов до следующего ряда домов, тридцать футов лететь до земли, но Дрен не сбавил скорость.