замечания Васильева научная «дуэль» двух ученых не прекратилась. А. А. Васильев со своей стороны счел необходимым отреагировать на «ответ» Юлиана Андреевича, напечатав в следующей — ноябрьской — книжке «Журнала Министерства народного просвещения» новую статью, значительно меньшую по объему против предыдущей и значительно более, так сказать, «объяснительную»[19]. Однако на этом «ответе» мы останавливаться не станем.

После сказанного остается искренне подивиться утверждению А. Г. Грушевого, что труд Кулаковского «нельзя назвать научным в строгом смысле слова, а яркость и эмоциональность изложения не заслоняют очевидного — многочисленных недостатков, которых чаще всего можно было с легкостью избежать»[20]. Во-первых, не совсем ясно, какой смысл вкладывает исследователь в понятие научности (и где рамки научности науки вообще?), а во-вторых, — какие недостатки, кроме опечаток и иногда неточного (или неполного) использования летописи, могут быть инкриминированы Кулаковскому? И притом, если этих недостатков можно было «с легкостью» избежать, Юлиан Андреевич, без сомнения, такой возможностью не преминул бы воспользоваться.

Гораздо обиднее оказалась рецензия другого византиниста — Павла Владимировича Безобразова (1859-1918), — но не на первый том «Истории...» (который был воспринят этим же рецензентом благожелательно![21]), а на следующий, второй, вышедший в Киеве в 1913 г. Маленькая рецензия П. В. Безобразова на первый том, напечатанная в «Византийском временнике», сводится примерно к тем же замечаниям, что и у А. А. Васильева.

Именно П. В. Безобразов первым назвал стиль изложения истории Византии летописным. И этим, пожалуй, исчерпывается все, что он смог сказать о ней хорошего. Его рецензия на первый том, в отличие от рецензии на второй том, была выдержана в благожелательно-нейтральном тоне и завершалась выражением одобрения и сочувствия автору, хотя и содержала множество указаний на неточности, погрешности и, конечно, опечатки.

Рецензия П. В. Безобразова же на второй том «Истории...» уже разгромна. И как всякая разгромная рецензия, во-первых, грешит натяжками, вызванными бессильной злобой, и потому — во-вторых, — чрезвычайно уязвима.

А. Г. Грушевой уделил этой рецензии тоже достаточно места, чтобы вновь к ней подробно обращаться. Остановимся на наиболее выразительных фрагментах этой рецензии.

П. В. Безобразов начал с того, что манера изложения и подачи материала у Кулаковского не изменилась, оставшись летописной. — Почему она должна меняться? Странно, если бы такое действительно случилось: первый том «летописный», а следующие — в угоду рецензентам — выдержаны в другом жанре. Но, по Безобразову, «История Византии проф. Кулаковского имеет еще другую особенность. Автор не желает пользоваться ученой литературой, совершенно не признает трудов своих предшественников и этим добровольно ставит себя в самое невыгодное положение. Больше половины тома занимает царствование Юстиниана, которое довольно подробно и полно разработано как в западной, так и в русской литературе. К многочисленным исследованиям о покорении Италии и вандальского царства трудно прибавить что-нибудь существенное. Кроме того, существует две монографии о времени Юстиниана — [Ш.] Диля, которую Ю. А. Кулаковский в своей единственной цитате называет прекрасной, но которой он не пользуется, и [У.] Хольмса (W. Holmes. The Age of Justinian and Theodora. London, 1907), о которой он не упоминает... Проф. Кулаковский предпосылает своей Истории список ученой литературы, именно 20 книг и статей по истории империи и 18 книг и статей по истории Востока. Из этого, однако, не следует, что он пользовался перечисленными тут сочинениями. На 300 страницах, отведенных им царствованию Юстиниана, имеется всего 31 ссылка на литературу, причем только 13 цитат относятся к книгам, приведенным в библиографическом списке»[22]. Надо же, почти как в известной детской сказке, — посчитал! А вот дальше: «Некоторые отделы Истории проф. Кулаковского можно было бы изложить лучше, чем они изложены у него»[23]. Действительно, можно: возьми и сам изложи, как хочется... Вот еще смешное место: «Главу о [храме] св. Софии проф. Кулаковский обработал самостоятельно, в чем не было никакой надобности (курсив наш; вот уж действительно: мог бы списать у кого-нибудь, ан нет, — сам возился! — А. П.). Автор не мог не располагать новыми материалами, и у Диля он нашел бы совершенно достаточное и вполне удовлетворительное описание этого замечательного храма. Правда, у нашего автора есть довольно много лишнего против Диля, но это басни, которым совсем не место в общей истории. Глава о Св. Софии написана проф. Кулаковским по Прокопию, Павлу Силенциарию и [Павлу] Кодину»[24]. П. В. Безобразов призывает Кулаковского переписать главу о храме св. Софии у Шарля Диля, и тогда бы он — Безобразов — был удовлетворен; но нет — Кулаковский, верный своему методу, только опирается на летописные источники. Это, по мнению критика, уж вовсе никуда не годится. Красивым легендам, связанным с возведением храма св. Софии, оказывается, тоже не место на страницах «Истории Византии»: следовало бы ограничиться «научной» тягомотиной. Строг рецензент, строг; впору бы и самому взяться за перо.

Но вот, кажется, место менее забавное: «Мы знакомимся с множеством легендарных подробностей о Св. Софии, но не находим того, что мы вправе искать в общей Истории Византии, не находим ответа на вопрос, к какому архитектурному стилю надо отнести этот знаменитый храм? Что такое Св. София — первый памятник византийского искусства или последний памятник эллинского искусства?»[25] Но и этот упрек не вполне корректен. Выяснять предлагаемый Безобразовым вопрос Кулаковский не считает себя вправе, отсылая читателя к специальным работам. Храм св. Софии интересует его с точки зрения роли в политической истории Константинополя, а никак не в связи с развитием искусства и строительного дела, которому он отводит последнее место, справедливо полагая, что это забота специалистов иного профиля.

Конечно, выбирая из рецензии П. В. Безобразова наиболее выразительное, мы тоже становимся на не вполне честную стезю: ведь человек потрудился в поисках несуразиц и ошибок. Но, читая рецензию, на достижение иной цели трудно себя настроить. Есть справедливые замечания, в сторону которых едва ли можно отделаться ухмылкой. Вот, скажем, такой пассаж: «Проф. Кулаковский как филолог, по-видимому, мало знаком с церковными вопросами. Он употребляет такие неподходящие выражения, как пострижение в клир, сообщает нам сведения об одной довольно странной комиссии... Впервые узнаем мы, что в Византии существовали какие-то комиссии, имевшие право низлагать патриархов»[26]... Здесь нечего возразить.

Но замечания, которые мы процитируем ниже, носят сугубо риторический характер и — сколь ни парадоксально — едва ли в половине случаев имеют отношение к существу дела. «Отвергнув ученые пособия, проф. Кулаковский пишет почти исключительно по первоисточникам, то пересказывая их, то сокращая, вполне довольствуясь теми сведениями, которые он находит