Шрифт:
Закладка:
В книге Кулаковского есть собственные и поэтика, и риторика, отличные от литературных темпераций древних авторов. В этом его труд, конечно, выигрывает по сравнению с сочинениями далеких предшественников. Пожалуй, если с чем-то и сопоставлять сочинение Кулаковского, то стоит сопоставлять его не с последовавшими за ним «Историями Византии» (или выходившими из-под пера его современников), но с трудами предшественников в лице тех авторов ромейской историографии, сведения которых он вызвался обобщить. Не вперед, в будущее, устремлена его книга, но назад, в прошлое, к истокам. Но именно ныне, в нашем с вами «будущем Кулаковского» его труд занимает столь важное место. Он сам проговорился о своих надеждах в предисловии к первому тому: не в последнем слове современника, но в первом слове древнего автора нужно искать истину. Кулаковский сам пользуется этой установкой, и у нас нет оснований ему не верить, требуя следования иным установкам, как делали это рецензенты его труда.
II. ЮЛИАН КУЛАКОВСКИЙ ВРЕМЕНИ «ИСТОРИИ ВИЗАНТИИ»
С начала 1910-х гг. можно наблюдать постепенное «отступление» Кулаковского от активного участия в университетской жизни, хотя он остается членом Совета Университета св. Владимира и даже в 1910 г. входит в состав профессорского дисциплинарного суда, от членства в котором на 1911-й год он отказывается. Однако стоит обратиться к обходным листам протоколов заседаний Совета университета за 1910-1916 годы, чтобы убедиться, что Кулаковского все меньше занимают общественные вопросы. Это объясняется, несомненно, его активными занятиями «Историей Византии», а может, и некоторым, с годами пришедшим пониманием того, что в жизни есть вещи более значимые, нежели узкоактуальная во времени так называемая «общественная деятельность». Он, вероятно, почти болезненно ощутил, что его деятельность sub specie aeternitatis — нечто не вполне совместимое с «точкой зрения вечности» на российскую государственную действительность его времени.
1910-е гг. были для университетской жизни социально чрезвычайно напряженными и менее всего подходящими для научной работы. Да и события связанные с визитом в Киев государя императора Николая II и убийство премьер-министра Российской империи, статс-секретаря П. А. Столыпина[61] надежду на прогресс в данном смысле не стимулировали. Первая мировая война с 1914 г. выбила университет из привычного жизненного ритма (вынудив эвакуироваться на 1915-1916 годы в Саратов), который к тому же становился все более неустойчивым, революционным. С. Ю. Витте в ответе, опубликованном в январской книжке журнала «Огонек» за 1910 г., на вопрос: «Какие благопожелания шлете вы России на 1910 год?» ответил: «Чтобы все верноподданные Государя Императора познали за непреложную истину, что государство жить здоровою жизнью на ниве взаимной ненависти не может». Василий Васильевич Розанов пожелал: «Побольше хлеба и поменьше крови».
10-го ноября 1910 г. умирает Лев Толстой. В заседании Исторического общества Нестора Летописца 14 ноября Ю. А. Кулаковский как председатель Общества выступает с речью, посвященной памяти писателя. С этого времени биографические данные о Кулаковском почти полностью срастворены с судьбой Университета. С 21-го сентября по 5-е октября 1910 г. он командирован в Германию для участия в праздновании 100-летнего юбилея Берлинского университета, 7-го февраля 1911 г. распоряжением министра императорского двора и уделов барона В. Б. Фредерикса Кулаковский назначается сверхштатным членом Императорской Археологической комиссии, летом председательствует в работе приемной комиссии Казанского университета.
1911 год ознаменован, надеюсь, долгожданным для Ю. А. Кулаковского выходом в свет юбилейного сборника в честь тридцатилетия его научно-педагогической деятельности, исполнившегося намного раньше — 1 июля 1906 г. Хлопоты по подготовке этого издания принял на себя академик Н. П. Дашкевич, который из-за продолжительной болезни и смерти (в феврале 1908 г.) не смог довести его до завершения. Содержание сборника «Serta Borysthenica» (приблизительный русский перевод — «Днепровское ожерелье»), напечатанного в киевской типографии Т. Г. Мейнандера, красноречиво свидетельствует об оценке коллегами места, занимаемого Юлианом Андреевичем в русской историко-филологической и археологической науке: «Посвятив себя всецело служению науке и университету, Юлиан Андреевич снискал глубокое уважение многочисленными трудами в области истории и археологии и плодотворной работой на преподавательском поприще. В ознаменование упомянутого тридцатилетия друзья, товарищи и ученики юбиляра решили составить сборник, украшенный его именем. К сожалению, печатание растянулось на несколько лет; главною причиной тому была смерть академика Н. П. Дашкевича: инициатор издания, воодушевлявший всех участников, он не успел довести его до конца. Выпуская в свет настоящую книгу, составители счастливы, что могут, наконец, представить почтенному ученому скромное доказательство тех чувств глубокого уважения и признательности, которыми они вдохновлялись при осуществлении своего намерения», — сказано во вступительном слове, открывающем сборник[62]. На сборник последовала благожелательная рецензия одного из его авторов, Б. В. Варнеке, начинавшаяся словами: «Среди профессоров Университета св. Владимира за последние годы установился весьма почтенный обычай чествовать юбилеи своих именитых сотоварищей изданием особых сборников посвященных им статей. Так, за это последнее десятилетие появились в Киеве сборники в честь Н. П. Дашкевича, М. Ф. Владимирского-Буданова, Т. Д. Флоринского. Подготовлялся сборник в честь почившего историка В. Б. Антоновича. Такой же способ чествования был избран и по случаю исполнившегося 1 июля 1906 г. тридцатилетия ученой и преподавательской деятельности заслуженного ординарного профессора по кафедре классической филологии Ю. А. Кулаковского, причем все труды по привлечению участников и редактированию сборника принял на себя проф. Н. П. Дашкевич, но продолжительная болезнь, а затем и кончина помешали ему довести это издание до благополучного конца, почему печатание сборника затянулось на целых пять лет. Но эти задержки нисколько не отразились на внешности издания, выполненного чрезвычайно изящно и украшенного прекрасным портретом юбиляра»[63]. Этот действительно удачный, литографированным способом напечатанный портрет Юлиана Андреевича — одно из немногих качественных изображений ученого.
В осеннем полугодии 1911 г. Кулаковский читал курс лекций по Тацитовым «Анналам» (4 часа в неделю) — предмет, обязательный для студентов всех отделений и специальностей, в осеннем полугодии 1912 г. — курс истории римских древностей (4 часа) и — для младших студентов классического отделения — спецкурс по интерпретации речи Цицерона «Pro Milone» с переводом с русского на латынь (по 2 часа). Весной 1914 г. Юлиан Андреевич исполняет обязанности декана историко-филологического факультета (деканом был тогда профессор всеобщей истории Н. М. Бубнов), в осеннем полугодии читал курс истории римской литературы (4 часа), весной 1915-го — историю римских древностей, осенью 1915-го — вновь «Анналы» Тацита, весною 1916-го — историю Византии (по 4 часа). Жалованье Ю. А. Кулаковского, начиная с 1906 г., составляло,
