вырабатывает у животных условные рефлексы, чтобы они могли вести борьбу за существование.

А у нас в классе есть даже коллективный условный рефлекс: как только раздаётся звонок на перемену, все сразу перестают слушать учителя, вскакивают и бегут к двери. Александр Петрович уверяет, что это очень плохой условный рефлекс, который нужно подавлять сознательной дисциплиной.

4. Одно из самых удивительных приспособлений, которое появилось у разных живых существ в борьбе за существование, называется — мимикрия. Точный перевод этого слова — подражание. Но если вам больше нравится слово маскировка, то можно перевести и так. И слово «актёрство» тоже годится. Потому что мимикрия — это не только защитная окраска под цвет окружающей природы, но и форма тела, и поведение животных. Вот, например, ползёт по тропинке майский жук. Вы перевернули его на спину. И он вдруг притворился мёртвым — сыграл. Вот по стебельку ползёт гусеница бабочки пяденицы. Чуть её что испугало или ей просто захотелось отдохнуть, она хватается задними ножками за стебелёк, а тело вытягивав торчком и так замирает. Тут её уже почти невозможно отличить от короткой, торчащей вверх веточки. Получается настоящий театр! А крылышки взрослой берёзовой пяденицы имеют такую окраску, что когда она сидит, прижавшись к стволу берёзы, никакая птица её не заметит — рисунок на крыльях бабочки сливается с рисунком на коре дерева. Многие насекомые, живущие среди травы и листьев, имеют зелёный цвет.

Тропическая бабочка калима, когда сложит крылья, похожа на лист. Её земляк бескрылое насекомое палочник — всем своим видом напоминает сучок. А дьявольский богомол — цветок орхидеи. Хамелеон — живущее на деревьях пресмыкающееся, меняет свой цвет, когда переходит со ствола дерева на покрытую листьями ветку: на стволе он бурый, а среди листьев — зелёный…

Пятнистая шкура леопарда и ягуара делает этих хищных зверей совершенно неприметными, когда, подстерегая добычу, они неподвижно лежат на какой-нибудь толстой ветке.

Со стороны кажется, что это желтеют пятна пробившихся сквозь листву солнечных лучей…

Обитающий в тропических морях лохматый морской конёк-тряпичник похож на водоросли, среди которых живёт. А средиземноморский косматый краб имеет на своём панцире крючки, к которым прицепляются водоросли и губки. Это его маскировка.

Плоская, обычно лежащая на морском дне рыба камбала приобретает цвет того грунта, на котором лежит. А если её переселить в аквариум и положить на дно шахматную доску, то ваша камбала, полежав несколько дней на этой доске, станет клетчатой…

Всё это примеры мимикрии из животного мира. Но, оказывается, что и растения умеют притворяться. Например, внутри цветка белозора сверкает маленький твёрдый шарик — вроде капельки нектара или росинки. Он привлекает к цветку насекомых. А есть и такие растения, у которых цветы имеют вид и запах тухлого мяса. На такие цветы охотно садятся мухи. Цветок их обманывает, чтобы они вымазались в его пыльце и перенесли эту пыльцу на другой цветок. Так у этих растений происходит опыление, которое необходимо им, чтобы размножаться…

5. Если вам попадётся неизвестный скелет с семью шейными позвонками, так и знайте — это было млекопитающее. Самая длинная шея у жирафа. Самая короткая, наверное, у мышки. Но и у жирафа, и у человека, и у летучей мыши — у любого на свете млекопитающего, даже у кита — шея всегда состоит из семи позвонков. Удивительная закономерность!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в которой выясняется, куда девалась Нкале, ведутся боевые действия против стада мартышек и берутся пленные

Обезьяны верещали так, словно прощались с жизнью. Теперь они проносились как раз над нами. Свисавшие над рекой лианы плясали и раскачивались, будто их оживил волшебник.

Сеггридж вскинул голову и указал подбородком вниз по реке. Мы поняли: «Поворачивайте!»

— Где Нкале? — закричал Академиков, когда они поравнялись с нами.

— Там, — мотнул головой вверх Рам Чаран. — Они не дают ей спуститься!

Лодка с двумя гребцами проскочила вперёд. Мы повернули и устремились следом. Но у нас было только одно весло. Рам Чаран и Сеггридж быстро уходили вперёд.

Мы с Кагеном вопросительно взглянули на Александра Петровича. Он кивнул.

Скинув куртки, чтобы освободить крылья, мы взвились в воздух — туда, где зелёная крыша скрывала небо. Последнее, что я увидел, прежде чем начал пробираться сквозь чащу ветвей, лиан и листьев, была одинокая лодка с выбивавшимся из сил гребцом. Излучина реки скрыла её.

Пробиться вверх было не так-то просто. Можно сказать, только здесь,, на высоте нескольких десятков метров, начинался настоящий дремучий лес. Раздвигая листву, мы карабкались с ветки на ветку, ползли по стволам, взбирались по пружинистым лианам. Повсюду пестрели изумительные, лишённые запаха цветы самой причудливой формы. Они были окрашены в белый, розовый, голубой, фиолетовый, алый, зелёный и жёлтый цвета. Учёные называют их орхидеями. Но теперь нам было не до цветов. С исцарапанными лицами и руками мы выбрались, наконец, из чащи.

Яркое экваториальное солнце ударило нам в глаза. После царившего внизу полумрака оно почти ослепило нас. К счастью, в наших карманах были тёмные противосолнечные очки. Надев их, мы расправили крылья и поднялись над джунглями.

Безбрежный зелёный океан простирался под нами…

Реки не было видно, но вдоль её течения деревья были выше других, а листва их выглядела более зелёной и сочной.

— Вижу! — крикнул Каген, указывая в ту сторону, откуда доносились ослабленные расстоянием вопли обезьяннего стада. — Вот она!

Нкале летела над самыми верхушками деревьев. В правой руке у неё был сачок для ловли бабочек. Им она отмахивалась от своих преследователей. Тёмные тела мартышек вскидывались над качающимися ветвями, кувыркались в воздухе, тянули вверх тонкие чёрные лапы…