— Вот и настало время нам встретиться, катархонт, — пробормотал Иоанн Цимисхес, одевая золоченный шлем, — во славу Господа нашего!

И, словно в ответ на этот призыв, император ощутил на спине мощное дуновение ветра, словно подталкивавшего его вперед. Воодушевленный этим Цимисхес ринулся вниз по склону холма, как будто подстегиваемый порывами ветра. Меж тем и без того пасмурное весь день небо окончательно заволокли черные тучи, послышался глухой раскат грома и первые капли дождя упали на землю. Поднявшийся ветер нес пыль в глаза русам, все еще наседавшим на ромеев, несмотря даже на то, что теперь им приходилось отбиваться еще и от всадников Варды Склира.

— Хайре басилевс! Хайре Цимисхий! — воинственные крики с которыми «бессмертные» ворвались в битву, придали новых сил дрогнувшим грекам и те, возглавляемые самим императором с новыми силами устремились на русов. Еще до появления Цимисхеса на поле брани, по всему войску разнесся слух о воине на белом коне, что появился впереди ромеев вместе с пыльной бурей. Необычайно рослый и красивый, с мечом светящимся так, что становилось больно глазам, он воодушевлял ромеев не только самим своим присутствием: сражая русов и в тот же миг словно растворяясь среди войска, чтобы вновь появиться уже на другом крыле, вновь побуждая имперские войска идти в бой.

— Сам Святой Феодор Стратилат явился на битву, чтобы даровать победу христианам, — радостная весть разносилась по полю — и император Иоанн радовался вместе со всеми, тому, что Бог являет чудо, свидетельствуя о своей милости к Христову воинству. Словно молодой тигр ворвался Цимисхий в самую гущу боя, с каждым ударом поражая кого-то из врагов, готовый сражаться и в самом сердце все более расходящейся бури.

Оглушительный раскат грома на миг заглушил воинственные крики, лязг стали и хрипы умирающих. Яркая змеящаяся молния осветила небо и тут же стих ветер, сменившись проливным дождем. Над войском клубились тучи — и Иоанн, невольно вскинув голову, вдруг замер, пораженный новым, пугающим и жутким видением.

— Вишап! — пораженный в самое сердце, Иоанн перешел на язык предков, — вай, вишап!

То же самое, что и ему, привиделось тогда многим воинам, русам и ромеям: исполинский трехглавый змей, с черной чешуей и огромными крыльями, казалось, закрывавшими все небо над Доростолом. Золотистым пламенем дышали все три пасти, молнии били из красных глаз, огромный хвост хлестал словно гигантский бич и вместе с этим хвостом порывы ветра и дождя били прямо в лицо ромеям. Видение продержалось всего миг и тут же растаяло среди туч — и басилевс, словно опомнившись от дьявольского наваждения, развернул коня на раздавшийся справа стук копыт. В следующий миг перед ним вырос всадник с ярко-синими глазами, будто светящимися в сгустившимся мраке. Иоанн, узнав катархонта русов, тоже вскинул меч и пришпорил коня. Оба владыки, впервые увидевшие друг друга, сошлись лицом к лицу, скрещивая клинки в жестокой сече и высекая искры из звенящей, словно колокол, стали. Удар, еще удар! Смертоносной змеей мелькнуло лезвие Иоанновой спаты, но Святослав, молниеносно отбив ее, нанес ответный выпад, и император, откинувшись на спину, едва удержался в седле, выронив клинок. Из страшной раны в плече хлынула кровь и Святослав, кровожадно оскалившись, рванулся вперед, чтобы добить врага. Однако со всех сторон уже слышался топот копыт — это уцелевшие «бессмертные», вопреки своему названию убывшие числом едва ли не втрое, мчались на выручку басилевсу. Прикрыв его со всех сторон, они увели едва державшегося в седле Цимисхия прочь с поля боя. Вслед за ним, видя ранение императора, покатилось вспять и все ромейское войско: едва сдерживая натиск русов, они отступали к своему лагерю. Впрочем, и сам Святослав вскоре с неохотой приказал остановить преследование: вновь разыгрались дождь и буря, не давая продолжить бой, кроме того, русы тоже потеряли сегодня слишком много воинов.

Сам же Святослав, не прикрываясь от порывов ветра, стоял под проливным дождем, посреди заваленного трупами берега, пристально вглядываясь в затянутое тучами небо, словно ожидая очередного явления черного змея или иного чудовища. Остальные воины стояли чуть поодаль, с почтением глядя на князя, что снова совершил, казалось, невозможное. Вот очередной раскат грома пронесся над землей и владыка Руси, невесело усмехнувшись в усы, развернулся к Доростолу. В его распахнутых воротах уже стояла княгиня Преслава, прижимая руку к груди и взволнованно смотря на супруга.

Император и князь

Опираясь на левую руку Иоанн попытался приподняться на устланном шелками ложе и чуть не взвыл от боли в плече, разлившейся по всему телу. На лбу его выступила испарина, на чистой повязке заалели пятна крови.

— Не вставай, государь! — сидевший рядом пожилой