без жертв и речные духи, в честь которых топили черных петухов. А за спинами князя и жрецов, княгиня Предслава, вещая дева, первая из жен Святослава, шептала древние заклятия, обращенные к Той, Кто владычествует в Смерти. Древней, замогильной жутью веяло от этого обряда и кровавая жертва, приносимая на берегах Дуная, наполняла сердца ромеев одновременно справедливым гневом и суеверным страхом.

— Можно ударить по ним сейчас? — неуверенно предложил Анемас.

— Нет, — покачал головой император, — ночью они будут особенно настороже. Пусть все наши воины видят зверства россов — тем яростнее будут сражаться завтра.

— Говорят, ты вызывал катархонта россов на поединок, — продолжал командир императорской гвардии, — но он отказался, презренный трус!

— Он не трус, — качнул головой Цимисхий, — и не дурак. Он ответил, что в сражении у нас будет не раз случай сойтись в бою — что же, там и проверим, кому благоволит Бог.

Погребальный костер все еще горел, бросая багряные отблески на черную воду, когда на плечо князя русов легла прохладная узкая рука.

— Что ты видела сегодня, жена? — не оборачиваясь, бросил Святослав, — боги даруют мне победу или все еще гневаются на меня?

— Боги сказали, что завтра ты не победишь в сражении, — Предслава почувствовала как напряглось плечо под ее пальцами и торопливо добавила, — но ты же сможешь его не проиграть...если принесешь Перуну особую жертву.

— Особую? — Святослав наконец обернулся, испытующе вглядываясь в лицо Предславы, — о чем ты говоришь?

— Боги гневаются, — тихо сказала Предслава, — ты пролил родную кровь.

— Потому что не мог иначе, — Святослав помрачнел лицом, — Глеб предал меня.

— Я знаю, любый, знаю, — сказала Предслава, — и боги знают это...но и простить не могут. Есть только одна жертва, что очистит тебя от братоубийства...жертва, которую примет Перун в самом грозном из своих обличий.

— Что за жертва? — отрывисто бросил князь. Предслава отвела взор, будто замешкавшись, потом, решившись, вскинула голову, заглянув мужу прямо в глаза.

— Мне открылось, — тихо сказала она, — что если ты не проиграешь в завтрашней битве, то Доростол и Переяславец останутся за тобой и править Болгарией, да и всей Русью будет твой сын. Вот только...только это будет не наш с тобой сын.

Святослав отшатнулся, словно ужаленный плетью, неверяще уставившись в лицо жены. Из огромных темно-зеленых глаз капнуло влагой — и в тот же миг позади Предславы раздался негромкий плач. Глянув через плечо жены, Святослав заметил стоявшую за ее спиной пожилую повитуху, державшую на руках новорожденного младенца. Он снова перевел взгляд на жену, но та лишь горестно вздохнула.

— Черный Змей суров, — сказала она, — кровь за кровь, смерть за смерть.

Святослав, будто окаменев лицом, привлек на миг к себе жену, прижимая ее к груди, потом мягко отстранил женщину от себя и шагнул вперед. Приняв из рук повитухи плачущее дитя, князь, медленно, словно разом отяжелев в ногах, начал спускаться к Дунаю. Предслава молча смотрела ему вслед, глотая катящиеся по лицу крупные слезы.

Дракон над Доростолом

— Или погибла слава Руси, что мы позорно отступим перед презренными греками? Или же мы проникнемся мужеством, что завещали нам предки, чтобы или победить или умереть со славой! Не посрамим же земли Русской, но ляжем костьми, ибо мёртвые сраму не имут, но с оружием в руках войдут в чертоги Громовержца. Слава Перуну! Слава Руси!