которым мальчика и поймала камера. На следующем фото были только широко раскрытые, заплаканные зеленые глаза, полные ужаса. По краям снимка можно было заметить несколько прядей рыжих волос. Дальше была череда фотографий будто пародирующих первые изображения с братом: колпак, побои, ошейник. Композицию Марта выставляла одинаково до малейшей детали. Специально ездила на другой конец города за дорогущей пленкой для полароида, надеясь что вместе с ней все станет как прежде. Но эффекта не было. Мальчик был подделкой. Плохой, дешевой копией, которая постепенно приходила в негодность, превращаясь в бесхозную сомнамбулу с мутными глазами и вялым, податливым, словно у тряпичной куклы, телом. Она могла делать с ним, что угодно, выставлять в какие угодно позы. Но игра только раздражал ее. Он был отвратительным учеником, превращающем все ее занятия в фарс.

И мальчик исчез с фотографий.

Впереди была еще половина стены. Пустые интерьеры чередовались с фотографиями мальчиков. Никто из них не смог заменить Его.

— Никто!.. — вырвалось с пересохших губ Марты.

Марта подошла к куче невзрачных, картонных коробок, стоящих в углу помещения и стянула, наброшенный на них, старый, пыльный лодочный тент. Под ним оказалась черная клетка для крупных собак. Внутри, среди обрывков газет, лежало маленькое, дрожащее животное. В этом грязном комке, вздрагивающем при каждом шорохе или изменении света, трудно было узнать человеческого детеныша. Маленький пятилетний мальчик, который еще недавно ждал возвращения отца из командировке, чтобы продемонстрировать ему свой новый навык — он только-только научился читать, был совершенно неузнаваем.

Марта открыла дверцу клетки, мальчик не шелохнулся, он лежал зловонной кучей в центре клетки, позволяя мухам пировать на своей грязной коже. Марта с отвращением наблюдала за совокупляющимися насекомыми на его спине. Еще неделю назад при звуке открывающейся клетки мальчик вскакивал и вдавливая свое исхудавшее тело в стальные решетки, будто надеясь сломать их своей костлявой спиной. Он извивался и дергался, хватался за прутья и брыкался, когда Марта вытаскивала его, на это уходила целая вечность. Но теперь мальчик лишь еле заметно вздрогнул, когда когтистая ведьмина лапа сжала его лодыжку и потянула.

Ведьма поставила его на ноги, которых он почти не чувствовал, странная болезненная легкость держала его в воздухе вместо них. Все его тело превратилось в одно сплошное чувство голода. Сев на корточки перед ним, ведьма начала поправлять на нем несуществующую одежду. Достав носовой платок из кармана, и смочив его угол слюной она начала с силой тереть его щеки, размазывая многодневную грязь по коже.

Все это время она приговаривала:

— Ты был плохим мальчиком. Очень плохим мальчиком.

Мальчик безучастно смотрел на груды мусора за ее спиной.

— Сначала я думала, что с тобой точно получится. — гневно начала Марта. — Ты был таким резвым, даже укусил меня.

Она потерла левое запястье, будто воспоминание вернуло боль в старую рану.

— Но ты больше не сопротивляешься. — она с силой потрясла мальчика, который не издал даже писка и все так же отрешенно смотрел по сторонам. — Только посмотри на себя! ТЫ НЕ УЧИШЬСЯ! Все занятия на смарку!

Мальчик качался из стороны в сторону, точно воздушная фигура на ветру, не проявляя никаких признаков жизни. Он был далеко-далеко от этого вонючего, плесневелого подвала. Под его пальцами хрустела обертка подарков, которые папа привез из командировки, а вся залитая светом кухня их маленькой квартиры была укутана божественным ароматом клубничного пирога, который мама вот-вот достанет из духовки.

Несколько недель назад, под градами ударов старой ведьмы, мальчик нашел волшебную дверь внутри себя, ведущую в эту сказочную реальность его дома. И теперь каждый раз, еще только заслышав скрип ступенек под ногами мерзкой ведьмы, он проникал сюда. Здесь он не слышал ее визга и не чувствовал ничего из того, что она делала с его телом. Только потом, когда ведьмы уже не было рядом, он возвращался в свою клетку и ощущал последствия ее издевательств. Но сейчас он был далеко, рядом с семьей, и ведьма не получала ни его криков, ни слез. Ради которых она все это и затеяла. Мама когда-то читала ему похожую сказку и сейчас мальчик был убежден, что ведьма собирает его слезы для своих зелий и он не собирался ей подыгрывать.

Чего мальчик не знал, так что его пассивность делает ведьму еще злее. Ей действительно были необходимы его слезы и крики. Без них все занятия были бессмысленны. И это выводило озлобленность Марты на новый уровень. Ослепленная яростью, она уже не рассчитывала силу удара, била мальчика всем, что попадалось под руку, будь это старое полотенце, или ржавый, гаечный ключ. Маленькое, осунувшееся, грязное лицо мальчика на глазах теряло очертания, превращаясь в кровавое месиво. Его цыплячье тело полностью окрасилось в красный, конечности изгибались под неестественными углами, по ногам стекала желто-коричневая вонючая слизь, смешанная с кровью.

Он не издавал ни звука. Визг Марты уже полностью потерял очертания человеческой речи и перешел в вой. Удар за ударом. Ее жидкие, белые волосы тоже пропитались кровью, как и черный, спортивный костюм. В тусклом свете лампы осколки костей блестели среди спутанных красно-розовых прядей ее волос.

Мальчик давно был мертв, а Марта все еще вбивала гаечный ключ в то, что осталось от его тела. Наконец она выпрямилась, отряхнулась и как ни в чем ни бывало начала убираться. Монотонно и размеренно, свойственная ей нервозность в каждом движении, испарилась. Словно сонная муха она медленно выкатила небольшую железную бочку и начала загребать в нее кровавый фарш, который еще несколько часов назад был пятилетним мальчиком. Закончив она засыпала содержимое бочки известью, плотно закупорила крышку, перевернула бочку на бок и покатила вглубь подвала, туда где стоял плотный ряд таких же пузатых бочек.

Плотные, черные крышки блестели в тусклом свете лампы. Ряд был полностью завершен: от стены к стене не было ни одного зазора. Марте пришлось повозиться с тем, чтобы поднять новую бочку в начало второго ряда. На ее губах мелькнула улыбка при мысли, каким тяжелым стал ее новый ребенок. А осознав, что для третьего ряда ей понадобится стремянка, она не смогла сдержать истерического смешка.

— Вот так, теперь вы все вместе. — она ласково гладила края бочек. — Стройный ряд мальчиков-зайчиков, которые усвоили свои уроки.

* * *