Владислав первым освободил руку.

– Неудобно другое, Ольшанский, – безнадежно и тоже злясь, вздохнула девушка. – Стоя и в гамаке. – Это она услышала от одной подруги, но никогда бы не позволила себе такое хамство, только случай был очень подходящим. – Ладно, звони. Хотя от тебя дождешься.

И она пошла на свою остановку. А он зашагал на свою. Но уже скоро, поймав взглядом Марину, садившуюся в маршрутку, перешел дорогу и двинулся в другую сторону. С этой улицы Владислав спустился на один квартал вниз. Тут протекал широкой рекой в сторону его дома ярко освещенный проспект. Дорогие магазины громоздились друг на друга, заливая все вокруг светом неоновых витрин.

Еще два квартала – и будет его витрина, которую он открыл сегодня днем, как мореплаватели открывают новый континент…

Вечером она оказалась залита ярким лимонным светом. «Его дама» стояла в той же позе. Руки все так же придерживали короткую шубу на высокой груди. Светились яркие точеные ноги, открытые очень высоко. Сверкало, точно осколок луны, светлое каре.

Владислав подходил медленно. Теперь ему казалось, что все смотрят на него. И впрямь, это ж глупо – пялиться на манекен, как бы хорош он ни был. Он огляделся, но рваный людской поток встречал вечер сам по себе и думать о нем не желал. Владислав вытащил пачку сигарет, закурил. Он не любил табак, разве что потянуть носом ряд еще не прикуренных сигарет. Но пачку эту припас заранее, чтобы встать здесь и постоять подольше. Он просто ждет кого-то, давясь дымом, внушал самому себе Владислав Ольшанский. Даму, например. Конечно, даму! И куда лучше, чем таращиться на прохожих и плывущие иномарки, смотреть в ожидании на освещенную витрину. А может быть, он просто выбирает шубку для своей девушки?

Шубку… Как притягательно широко расклешена была она, как высоко открывала ее бедра. Вряд ли живая девушка решилась бы надеть такую шубку без джинсов, брючек или, на худший случай, гамашей. Если она не путана, конечно. Иначе такой, раздетой, она была бы просто бесстыдной, предлагающей себя. Широкие рукава открывали светлые запястья. И как чувственно кисти рук сжимали норковый воротник! Была в этом жесте беззащитность, одинокость. Владислав все более цепко всматривался в лицо манекена. Верно, это была дорогая игрушка! Даже глаза ее казались особенными – такими награждают самых дорогих кукол!

И улыбка – ее приветливая улыбка…

Владислав ойкнул – сигарета обожгла ему пальцы. Отбросив ее, молодой человек огляделся: он готов был провалиться на месте, но никто не сделал ему замечание, не посмеялся над ним. Никому до него и женского манекена нет дела.

Люди торопились мимо.

Пора было уходить. Но притяжение изысканного манекена в белой шубке странным образом не отпускало – напротив, еще сильнее привлекало его к себе. Смутное желание влюбленности вдруг коснулось Владислава. Он вдруг понял, что перед ним Галатея. Его Прекрасная дама. Сумасшедшая мысль выкрасть манекен и забрать его домой, поставить на подиум и смотреть на него часами пронзила и напугала. Да что с ним такое, в самом деле? Как же сильно разыгралось его воображение! Ничего подобного он не испытывал ранее. Но теперь точно пора уходить, пока полиция не решила, что он вот-вот решится на ограбление магазина.

Владислав отошел на квартал, на два, прогулялся по знакомым улицам. Он делал круги и петли, точно уходил от преследования, посидел в опустевшей кофейне – время шло к закрытию, – затем выбрался из тепла на свежий осенний ветерок, уже ночной, и сделал еще один крюк. К полуночи он вновь вышел на проспект с магазинами и залитыми холодным светом витрин пустыми тротуарами.

И вновь оказался у заветной витрины, залитой лимонным светом, вдруг ставшей ему такой необходимой. Вновь он стоял и смотрел на свою незнакомку, и чем дольше смотрел, тем яснее понимал, что уже видел ее прежде – очень давно, десять или сто жизней назад, и не просто видел, а хорошо знал. Наверное, у него, как у человека творческого, отлично развито воображение. Он просто был мечтателем и фантазером. Наверное, так…

Вытащив из кармана айфон, он снял искусственную даму в шубке со всех сторон. Теперь ее образ был запечатлен, и ему от этого стало спокойнее. Владислав Ольшанский точно знал, что завтра придет сюда снова. Для него это будет свиданием. Уже отойдя шагов на десять, он бросил прощальный взгляд на свою даму и затем уже, открыто прибавляя шаг, пошел прочь.

Он не заметил, как голова манекена, освещенная ярким лимонным светом, едва заметно медленно повернулась в его сторону. Улыбка стала хитрее, и ему в спину устремился взгляд уникальной пластмассовой куклы…

2

Осенняя муха резко и низко зажужжала у окна, ударилась в него, зажужжала еще сильнее и раздражительнее и вновь бессильно затихла, совершенно не понимая, как устроен этот подлый, обманчивый мир.

– Надо убить ее, – сказала Марина. – Она меня достала.

– Убей, – решительно кивнула Инга.

Но Марина только сокрушенно вздохнула – ее мысли были заняты другим. На муху не оставалось сил. Мерзавка на окне вновь подала голос. Резкая в движениях Инга сделала затяжку, оставила сигарету в пепельнице, решительно встала, подхватила стоявшую рядом табуретку, поставила ее у окна, мигом забралась и отдернула тюль.

– Где эта тварь? – Инга была неформалкой: ходила в черной коже, носила короткую белую стрижку. Много колец на руках, по два в каждой мочке уха. По тонкой и сильной шее девушки татуировкой расходилась зловещая паутина – сам паук коварно прятался под самым ухом, за мочкой. Инга работала в салоне тату «Анаконда» и по чужим лекалам искусно разрисовывала девушкам и парням тела. – Ага, вот она. Здоровая какая. Дай мне журнал.

Марина взяла со стола старенький «Эль» и, вытянувшись, подала его подруге. Чувствуя опасность, встревоженная муха нервно забилась и тем самым последний раз обнаружила себя – теперь ее смерть приближалась стремительно.

– Окно не запачкай, – посоветовала Марина.

– Помоешь, – ответила Инга.

Дождавшись, когда большая зеленая муха отползет от рамы, Инга размахнулась и метко звезданула по насекомому. С коротким щелчком оно упало на подоконник.

– Готово.

– Размазала по стеклу?

– Ага. – Инга спрыгнула с табурета и вернулась за стол.

Ее взгляд, обращенный к подруге, был требовательным и негодующим. Девушка-неформалка вновь зажала в пальцах тающую сигарету.

– Что? – подняв брови, вопросила Марина.

– Да плюнь ты на него, вот что! – Инга неаккуратно сбила пепел с сигареты, и тот разлетелся по столу. – Зачем он тебе дался? Сама же говорила: холодный, ледяной. Ну?

– Ты аккуратнее с