Шрифт:
Закладка:
* * *
Резкий голос Вирьи заставил Анила очнуться от воспоминаний и вернул из глубин бьярских лесов на окраину Великого Рва.
— Смотрите! У развилки — кровь на земле!
Всадники становились и спешились.
— Точно, — сказал накх, изучая пятна. — Пролита совсем недавно. Кровь сверху, снег выпал вчера. Чуть потемнела, но не впиталась…
— Здесь были всадники, — сказала Вирья, хмурясь. — Один конь накхский.
— Это по чему видать? — спросил Анил, наклоняясь над истоптанным снегом.
— Сам погляди, — сказал накх. — У местных лошадок копыта побольше. А наши будто пляшут на цыпочках, и копыта у них маленькие. Неужели Данхар опять ловил беглецов?
— О чем ты?
— Нас всегда посылали ловить беглых работников. Сейчас людей у Данхара почти не осталось — видно, местных набрал. Вон тело здесь лежало. Не просто кто-то нос расшиб.
— Выходит, Данхар тут поблизости? — напрягся Анил.
— Даже не сомневайся. Они с Аршалаем только что не побратимы. На все друг ради друга готовы.
— Тогда у крепости вы чуть приотстаньте, — подумав, сказал Анил. — Я вперед поеду.
— А если Данхар тебя схватит и меж согнутых берез подвесит? — спросила Вирья.
— Не подвесит. — Анил сжал кулаки. — Мне бы только до наместника добраться…
— Как скажешь, — кивнул накх. — Саари Марга велела нам доставить тебя к наместнику — значит доставим.
— Даже если придется ночью лезть и крышу разбирать, — усмехаясь, добавила Вирья.
Дорога начала медленно подниматься в гору.
— Туда, налево, ко Рву, — пояснил накх. — А прямо — наверх, к крепости. Сейчас вон до той приметной сосны доберемся, оттуда уже видны ворота.
Анил ударил пятками бока своего коня. Едва он проехал склонившуюся над дорогой сосну, на покатом холме и впрямь открылась ладная крепость. Ее окружал палисад из наклоненных заточенных кольев. За ним на расстоянии в половину полета стрелы возвышались деревянные стены. Анил чуть придержал коня. Сердце его взволнованно застучало. Неужели он сейчас увидит отца?
«Что он мне скажет? — мелькали мысли юноши. — Дед твердил, что он гнусный барсук: чуть зазеваешься — выскочит из норы, безжалостно искусает — и в бега…»
Но эта крепость была мало похожа на нору. Может, и отец вовсе не таков, как Анилу с детства твердили?
Юноша еще раз задумчиво смерил взглядом стены. Между зубцами в проемах бойниц вдруг замелькали вооруженные люди.
«Нас заметили, — подумал Анил. — Но мы уж точно не похожи на войско, которое пришло взять крепость в осаду! Зачем поднимать стражей, да еще тихо, без трубы…»
Он поднял руку, останавливая сопровождавших его всадников:
— Погодите. Похоже, тут засада. Если начнут стрелять — разворачивайтесь и скачите прочь.
— Как же ты? — нахмурившись, спросила Вирья.
— Я попытаюсь вступить в переговоры. Но если это не поможет, главное — дайте знать государю, что в крепости враг.
Анил широко развел руки и медленно направился к воротам.
— Аршалай! — закричал он, подъезжая к стенам. — Отец! Я твой сын, Анил! Я приехал из столицы, чтобы повидать тебя! Открой ворота, впусти меня!
* * *
— И еще один, — объявил стражник, вводя под уздцы гнедого маленького коня на задний двор Гуляй-крепости.
Конь хрипел, раздувал ноздри и упирался, норовя ударить копытом. Хозяин коня лежал поперек седла. Длинная черная коса с серыми лентами тащилась по земле. Спина была утыкана стрелами.
— Сбрасывайте, — приказал Аршалай.
Мертвец рухнул в грязный снег.
— Вроде последний, — пробормотал наместник. — Отведите этого смешного конька на конюшню и ступайте на стены.
— Не последний, — возразил один из стражников. — Еще один накх ушел в лес.
— Так почему его не ловят?!
— Ловят, господин, — склонился стражник. — Он ранен, и конь его тоже — далеко не уйдут.
— И не возвращайтесь, пока не отыщете его! Что встали? Поезжайте!
Аршалай, сердито сопя, глянул в сторону, где кучей лежали убитые накхи Данхара, ободранные до исподнего. Даже граненые шипы, которые они вплетали в косы, были вырваны и рачительно сложены в стоящую на крыльце корзинку.
Когда воины ушли, наместник кивнул стоявшему за спиной доверенному слуге:
— За дело.
Арсури наклонился, привычным движением взрезал короткий, подбитый мехом росомахи кожух.
— Хорошая вещь, — бормотал он. — Жаль, попортили… Смотри, господин, — все как и у тех. Там, где кольчуга, стрелы едва спину оцарапали. Вот тут стрела выше, в шею, прилетела — хороший выстрел! А здесь, видать, совсем с близи стрелу пустили — кольчугу не пробила, но в ребра вдавила вместе с подкольчужником. Похоже, сломанное ребро ему нутро проткнуло, он кровью и захлебнулся…
— К чему ты мне все это рассказываешь? — поморщился Аршалай. — Мне хватает того, что он мертв.
— Разве ж не любопытно, какую мы добычу взяли? — буднично сообщил подручный, работая ножом. — Кольчужка-то, господин, погляди — саконской работы! Она одна стоит столько, сколько те семьсот лопат, на которые нам в прошлый раз не хватило казны…
— Вот кольчугу и сними. И все оружие. — Аршалай наклонился, приподнял руку накха в блестящем наруче, разочарованно уронил обратно. — Нет, не серебро — бронза посеребренная… Хотя тоже пойдет. И накосник не забудь.
Створка ворот заднего двора приоткрылась. Один из привратных стражников появился в проеме:
— Ясноликий господин, у палисада всадники.
— Кто такие?
— Два накха и какой-то молодой арий.
Аршалай нахмурился:
— Еще два? И откуда они все лезут? Ладно, как велено — открывайте, улыбайтесь…
Стражник поклонился и повернулся, чтобы уходить, но вдруг спохватился:
— Молодой арий говорит, что он твой сын!
Лицо Аршалая перекосилось, будто в свежайшем, выпеченном нарочно для него хлебе он обнаружил дохлого таракана.
— Это еще что за вражьи уловки? — пробормотал наместник Бьярмы. — Не стрелять! Погляжу сперва.
Сквозь бойницы в надвратной башенке открывался прекрасный вид на засеку. Именно для того наместник и велел натыкать в землю заостренных кольев — чтобы кто попало не мог подобраться к стене вплотную. Аршалай выглянул в бойницу. И впрямь, дозорный говорил правду — возле узкого проезда между кольями гарцевал на прекрасном боевом коне рослый рыжеватый юноша. Позади него, едва заметные на спуске с холма, маячили двое накхов. Аршалаю показалось, что одного из них, нередко сопровождавшего своего маханвира, он даже узнал.
Хуже было другое… Аршалай вгляделся в юношу и прикрыл глаза, чувствуя, как по коже побежали мурашки. Перед ним будто возник начищенный до ослепительного блеска серебряный диск и его собственное лицо, отраженное в этом диске. Не то, которое он видел там теперь, — обрюзгшее, с залысинами и мешками под глазами, — а то, какое являло ему зеркало лет двадцать назад.
«Исварха Всевидящий! Что же это происходит? Зачем его сюда принесло? Что мне теперь с ним делать?!»
— Отец, я