— Да не расстраивайся, — промурлыкал Маркэль и поцеловал ее в висок. — Будут у тебя еще такие.

Эмилия хмынула, вроде как соглашаясь.

Таких, думала она, — нет. Таких, как он, больше не будет.

И она его никогда не забудет.

13 Ошибка

У Эмилии устали руки. Она думала, когда она родит, мучения закончатся, но нет. Она мама всего несколько дней, но она уже очень устала.

Эмилия тяжело опустилась в кресло, пристроила спящую дочь на локте и щелчком пальцев включила телевизор. Экран ярко загорелся, ослепляя ее, и Эмилия понизила яркость, чтобы не разбудить малышку. Она понизила звук. В свете телевизора сверкнул красный кусочек обточенного стекла на тумбе.

Включились новости.

Кадры трагедий, взрывов, фотографии жертв; доктор говорил, Эмилии нельзя такое смотреть, чтобы не волноваться, но каждый раз, когда она включала телевизор, там были бесконечные смерти и теракты.

Дочка тихо сопела.

После нескольких репортажей из взорванных зданий пустили кадры из зала суда. Эмилия приподняла бровь. Заговорил директор:

— Двадцать второго апреля был взят под стражу телохранитель Императора и капитан личной гвардии Далмат Сартсэги. Он обвиняется в массовом убийстве. Жертвами стали пятьдесят три человека — полный состав личной гвардии и несколько конвойных.

Эмилия прибавила звук.

— Сегодня состоялся суд; Сартсэги приговорили к пожизненному заключению. Наказание он будет отбывать в копях Баспаны в одиночной камере.

Эмилия услышала шаги за спиной и снова сделала тише. Она обернулась. Рядом с креслом остановился Маркэль, черт бы его побрал, Кортез. Он не отводил взгляд от телевизора, на котором крупным планом мелькало обезображенное от злости лицо Далмата.

— Что смотришь? — спросил он. Эмилия снова перевела взгляд на телевизор. Теперь Далмат сидел в зале суда в клетке, как загнанный зверь; и выражение у него было такое же.

— Новости, — ответила она.

— И что там?

— Далмат. Помнишь его?

— Конечно, помню, — буркнул Маркэль. Он оперся о спинку кресла. — И что у него? Я прослушал.

— Убил полсотни человек щелчком пальца, — ответила Эмилия и принялась раскачивать дочку на локте. Та сладко сопела. — Что еще ты от него ожидал?

Маркэль фыркнул, и его губы исказились в улыбке.

— Неудивительно. Он всегда щелкал пальцами там, где не надо.

Маркэль развернулся на каблуках и скрылся в кухне. Эмилия тяжело вздохнула, еще раз взглянула на физиономию Далмата — почти не изменившуюся за последние три года — и у нее на душе заболело. Кто знает, как все могло обернуться.

Эмилия посмотрела на дочь. Она вытерла слюни с ее пухлых губ и отвела взгляд. Может, это все была ошибка? Эмилия обернулась, пытаясь увидеть Маркэля, но его нигде не было.

Да… Теперь вся ее жизнь крутится вокруг ошибки. Эмилия еще раз посмотрела на дочь и опустила голову.

14

Далмата никогда не водили на прогулку. Он сидел в одиночной камере в башне, где кроме него был только надзиратель, следивший за ним, и его помощник, и даже им не разрешали с ним говорить. Они молча приносили еду, а потом молча забирали тарелки.

Силы у него отобрали. До этого он видел такую махинацию только единожды, и точно знал: этим занимаются или безумцы или садисты. Тот парень, который делал это при Далмате, был безумцем. Тот, который делал это с Далматом, — садистом. Семнадцать лет назад он переложил его силу в новорожденного младенца, и теперь все, что оставалось Далмату — это поднимать с пола крохотные камушки, на большее он был больше не способен.

Но сегодня был особенный день. Он почувствовал родную силу где-то неподалеку. В стенах Баспаны, наверняка это был студентик, который поступил сюда на практику помощником надзирателя. И, может быть, ему повезет, и это будет помощник его надзирателя.

В прошлом году помощником надзирателя был какой-то молодой студентик. Это длилось месяц, потом его заменили на другого молодого студентика. В позапрошлом году было то же самое. И в этом году уже был один студентик. Один минус — они все были не из болтливых, так что поговорить ему было сильно не с кем.

Далмат пересел с нар на пол, чтобы видеть лестницу, с которой появляются надзиратели. Сегодня должен прийти новый помощник. Он внутри ликовал. Из развлечений для почти сорокапятилетнего мужика осталось только угадывать, когда сменится помощник надзирателя. Видела бы его Эмилия, покрутила бы пальцем у виска.

Когда на лестнице показалась красная макушка, сердце у Далмата пропустило удар в ожидании. В ожидании… того самого. Но нет, она оказалась намного моложе, но очень похожа на Эмилию в те времена, когда они с Далматом только познакомились.

— Вот, — сказал ей надзиратель, — тут будешь сидеть. Сторожить только этого, — он указал на Далмата. — Он у нас не буйный, просто сидит отдельно.

Девушка перевела на него взгляд, и Далмат все понял. Это ее дочь. Только Эмилия могла кидать такие заинтересованно-недовольные взгляды.

Впервые Далмат видел, что в помощники надзирателя берут девочку-студентку.

— А это кто? — спросила она. — И почему он так на меня пялит?

Надзиратель тут же выхватил из-за пояса дубинку и угрожающе шагнул к Далмату. Тот послушно отполз от решетки, чтобы ему вдруг не прилетело — тут им никто не запрещал его бить. Он сел на нары.

— Это так, — надзиратель хохотнул. — Самый сильный маг современности, — Далмат уловил в его голосе издевку. — Телохранитель императора, распорядитель личной гвардии.

Девчонка Арте с недоверием зыркнула на надзирателя, а потом перевела этот же взгляд на Далмата. Она была невероятно похожа на Эмилию. Далмат не мог отвести от нее взгляда; все, что сейчас занимало его голову — может ли эта девочка быть его дочерью? Она не слишком юна, а с Эмилией Далмат последний раз виделся лет… двадцать назад. Может ли ей быть двадцать лет? Запросто. Может ли ей быть пятнадцать? С тем же успехом.

— А какого хрена он тогда тут сидит? — спросила она.

— Силы нема, вот и сел.

Девчонка помотала головой; она явно не улавливала связь. Далмат тоже. Он следил за тем, как изменяется ее мимика, за тем, как она двигается, и с удивлением для себя отмечал, что она просто копия Эмилии, до мельчайших деталей. Он был бы счастлив, если бы это была его дочь.

— Порешал весь личный состав, вот силу и отобрали, — снова сказал надзиратель. — А… — он махнул рукой, — ты еще не родилась, когда он сел.

— Откуда такая уверенность? — горделиво спросила девчонка. По душе Далмата разлилось тепло;