Эмилия и Далмат смущенно молчали. По гримасе Эмилии было понятно, что она все еще злится; или делает вид, что злится. А Далмат просто делал виноватое лицо. Гарцин не знала, что между ними произошло. Последний раз, когда она их видела, Далмат выдавил ей глаз. Он просил поговорить, но теперь она знала, что они так и не поговорили. И Гарцин из-за этого было по-своему горько. Она съела еще конфету.

— Эмилия, я думаю, Далмат хочет тебе что-то сказать.

Эмилия стрельнула взглядом в Далмата; он спокойно принял этот выстрел и не отвел глаз. Они играли в гляделки несколько секунд, пока Эмилия не отвернулась. Гарцин раздосадованно фыркнула и подбоченилась. Эмилия раздраженно вздохнула, всплеснула руками и вскочила.

— Не вздыхай мне! — крикнула она. — Ненавижу, когда ты так вздыхаешь. Будто я тебе что-то должна.

— Ничего ты мне не должна!

— Тогда не вздыхай так!

Далмат перевел взгляд с одной на другую; Эмилия надулась и отвернулась.

— Ладно, еще мы из-за такой фигни не дрались, — Эмилия снова села на постель. Она взяла из коробки конфету и съела. — И правда, такие вкусные. Где взял?

— Я тебе еще таких куплю, — сухо ответил Далмат.

— Купит он, как же, — фыркнула Эмилия. — Ты, вроде, через неделю уезжаешь.

— Да хоть каждый день, — Далмат скрестил руки на груди; он не поднимал на нее глаз. — Можем сейчас начать, если хочешь.

— Она хочет, — ответила за нее Гарцин, и Эмилия захлебнулась возмущением. Да, она хотела, но… Она не знала, почему ее сожрало возмущение.

— Я думаю, она сама справится, — сказал Далмат, но Эмилия не знала, какое у него в этот момент было лицо; она все еще смотрела на улыбающуюся и поедающую конфеты Гарцин.

— Конечно, она справится, — самодовольно заулыбалась Гарцин, будто это она сделала Эмилию такой, и закинула в рот конфету. — Вкуснятина. Когда я выйду отсюда, я смету все полки со сладостями в “Ликерии”.

Эмилия повернулась к Далмату. Он невозмутимо жевал конфету. Он поймал ее взгляд и кивнул на дверь.

— Выйдем?

Эмилия тяжело охнула, встала с постели, и Далмат поднялся следом. Он приобнял Гарцин и похлопал ее по спине.

— Выздоравливай, — шепнул он. — Конфет не переедай.

— Хорошо, — она улыбнулась. — Заходи еще.

Теперь ее улыбка обратилась к Эмилии; они обнялись, и Эмилия поцеловала ее в висок.

— Все хорошо? — спросила Эмилия, и Гарцин покивала.

— Заходи. Я буду скучать.

Эмилия с сожалением оглядела повязку на лице Гарцин, погладила ее по щеке и скользнула в коридор за Далматом.

— То есть ты не можешь это вылечить? — бросила Эмилия; она скрестила руки на груди и оперлась о стену.

Далмат изогнул бровь, тоже скрестил руки на груди и оперся о противоположную стену. Он задумчиво хмыкнул и наклонил голову.

— Я думаю, ты бы расстроилась, если бы я целовал твою подругу.

— О, — издевательски протянула она, — ты заботишься о моих чувствах?

Взгляд Далмата потемнел, и Эмилия смутилась.

— Извини.

— Извиню, — вздохнул Далмат. — Куда же я тебя дену?

Они помолчали. Далмат снова вздохнул, легко хлопнул ее по плечу.

— Пойдем. Прогуляемся.

Он вывел ее из больницы, они медленно спускались по лестнице. Эмилия внимательно смотрела себе под ноги, Далмат шел чуть впереди.

— Я хотел поговорить, — сказал он.

— Это я поняла, — Эмилия кивнула и спрыгнула на лестничную площадку. Она сложила руки в карманы. — О чем?

Далмат вытянул руку, и в воздухе возросла концентрация магии. Эмилия отступила назад, и Далмат открыл портал. Он огляделся, проверяя, не видел ли этого кто, и потянул за собой Эмилию. Его короткое ласковое прикосновение до локтя всколыхнуло в ней такую волну теплоты, что она вся разнежилась и потянулась к нему в объятия, но в то же время породило в ней такую злость… Он опоил ее приворотным зельем и трогал… И не только трогал. Мерзость.

Когда они прошли сквозь портал, и он тихо схлопнулся за их спинами, Эмилия яростно стряхнула его руку. Она поморщилась, и Далмат изобразил обиженное выражение.

— Я думал, мы уже забыли об этом.

— Нельзя забыть то, чего не помнишь, — фыркнула Эмилия и скрестила руки на груди. Кеды заскользили на мокрой гальке, и Далмат подхватил ее под руку.

Эмилия подняла глаза; на усеянном камнями берегу кипела уже совсем другая жизнь. Птицы облепили коряги и скалы, почти не было слышно душераздирающих криков, птицы тихо ворковали друг с другом. Солнце золотило утренней краской горизонт, небо стремительно светлело, тихо бежала рябь на воде.

Далмат усадил ее на поваленное дерево недалеко. Она села, обняв колени. На утреннем ветру было прохладно, да и Далмат, видимо, не рассчитывал здесь оказаться. Он ежился под тонкой кофтой.

— Мы обязательно должны говорить здесь?

Далмат обернулся к Эмилии. Он улыбнулся ей, и она едва сдержала лицо. Когда он снова отвернулся, она украдкой позволила себе довольную полуулыбку. Она прикрыла глаза, уткнувшись носом в колени, и растворилась в мечтах о его объятиях.

— Мне нравится это место.

— Ты всех своих подружек сюда таскаешь?

Далмат поднял с пляжа камень и, подкинув на ладони, бросил в воду.

— Ты же знаешь, у меня нет подружек, — сказал он, скосив на нее взгляд. — Твои попытки меня задеть — бесполезны. А вот я мог бы упрекать тебя количеством твоих ухажеров.

Эмилия скривилась.

— Но не буду. Потому что ты мне дорога. И я был уверен, что ты это знаешь.

Эмилия спряталась в коленях.

— Знаю, — тихо буркнула она.

— А еще ты обещала подумать, — мягко напомнил Далмат.

— Я… — пискнула Эмилия. Она еще сильнее вжалась в колени, будто они могли ее защитить. Она зажмурилась, и в глазах от слез защипало. Эмилия втянула носом воздух и подняла глаза к небу, чтобы не расплакаться. — Я не могу. Я боюсь.

Далмат обернулся к ней и сложил руки в карманы, пряча их от ветра.

— Чего боишься?

— Тебе это знать необязательно, — фыркнула Эмилия. Они скрестили взгляды, и Эмилия стушевалась. Она опустила нос между коленками. — Я боюсь ошибиться.

— Всегда можно начать с начала.

— Отношения с Маркэлем я потом с начала не начну., — ядовито бросила Эмилия и отвернулась, чтобы не видеть его взгляда. — Я не знаю, как правильно.

— А как тебе подсказывает сердце?

Эмилия изогнула брови. Она ждала шутку про то, что сердца у нее нет, но, похоже, придется шутить ее самой. Она вздохнула.

— Что мне может сказать орган, которого у меня нет?

Он даже не фыркнул от смеха, только продолжал претенциозно смотреть на нее. Но отчасти это была правда: сердца