Впрочем, если не считать того, что ее заставили почувствовать себя деревенщиной, не владеющей иностранными языками, все проходило в куда более непринужденной атмосфере, чем она себе представляла. Они сидели кружочком, пили кофе и ели пирожные, а Каррьер тем временем разъяснял правила.

— В официальную программу входят восемнадцать фильмов, и от вас требуется посмотреть их все. Фильмы будут по три раза в день крутить в «Пале», причем вы вольны выбрать любой из сеансов. Вы не имеете права обсуждать фильмы ни с кем, кроме членов жюри, хотя вполне можете послушать, как их обсуждают другие зрители. В течение ближайших двух фестивальных недель дважды в неделю будут проводиться встречи жюри и обсуждения, а затем все завершится продолжительным финальным заседанием, где жюри подведет итоги. Вопросы есть? — спросил Каррьер.

Анна обратила внимание, что все присутствующие, видимо, решили воплощать свои национальные стереотипы. У француза был скучающий вид, итальянец поглядывал то на мобильник, то на ножки госпожи Андерсон. Немка составляла пространный конспект и выглядела в надлежащей мере усердной. Кэт Берроуз элегантно прикуривала одну сигарету от другой и время от времени одаривала Анну улыбкой в духе «я тут недавно получила роль в пьесе Пинтера». Господин Ватанабе продолжал скалить зубы, а госпожа Андерсон раз за разом терпеливо убирала его ладонь со своего колена, бегло переводя ему при этом на японский речь председателя.

Встреча продлилась два часа, причем последние тридцать минут были потрачены на треп в стиле «а знаком ли ты со стариной таким-то? А с сяким-то?». Анне не терпелось уйти. Она не могла отделаться от мысли, что Шпандау сейчас сидит у бассейна, полного полуголых сексапильных цыпочек. Прежде чем покинуть номер, она позвонила ему и дождалась, пока он встретит ее у дверей.

— Как все прошло? — спросил Шпандау в лифте.

— Не сказать чтобы очень увлекательно, — ответила Анна. — По-моему, единственным, кто получал удовольствие, был тот тип из Японии, да и то он привел с собой свою собственную игрушку.

Они вернулись на виллу, чтобы захватить Пам, а затем отправились обедать в расположенное среди холмов заведение «Мулен де мужен». Это был самый роскошный обед на памяти Шпандау, он прикинул, что одно только вино стоило больше, чем он зарабатывал за неделю. Он огляделся по сторонам и обнаружил, что если бросит через плечо монетку, та непременно угодит в суп какой-нибудь кинозвезде — столько их тут было. После первой бутылки вина Анна начала потихоньку расслабляться. Шпандау заметил, что их отношения с Пам изменились, как будто они снова стали в первую очередь сестрами, а все голливудские дела на время отошли на второй план. Они смеялись и перебрасывались шутками, и Шпандау подумал, что обе будто снова вернулись в Техас, в те времена, когда не было еще ни страхов, ни разницы в положении. Дэвид вдруг осознал, как тяжела для сестер нынешняя ситуация.

Они втроем наслаждались едой и напитками не один час. К концу трапезы они все сдружились, но Шпандау знал, что атмосфера снова накалится, стоит только вину выветриться. И действительно: в тот миг, когда они снова уселись в машину, все изменилось. Анна притихла и за всю обратную дорогу не вымолвила ни слова, только смотрела в окно. Пам строчила электронные письма, благо продвинутый мобильник позволял ей проделывать все что угодно, кроме термоядерного синтеза. Шпандау слегка разомлел от съеденного, его клонило в сон. Хотелось откинуться на спинку сиденья и прикрыть глаза, однако номинально он сейчас находился на работе, хотя в чем заключалась эта работа — никому не ведомо.

Когда они вернулись на виллу, Анна молча поднялась в свою комнату.

— Она в порядке? — спросил Шпандау у Пам.

— С ней такое случается, — успокоила его та. — Вы еще привыкнете. Главное — понять, что это никак не связано лично с вами. Остается только заниматься своими делами и надеяться, что положение не усугубится.

Но оно усугубилось. Час спустя, сидя на улице у бассейна, Шпандау внезапно услышал долетающие из дома вопли Анны. Он поспешил внутрь и увидел, что Анна учиняет разнос сестре. Пам стояла перед ней, угрюмо понурившись.

— Да мне начхать! — кричала Анна. — Не смей лезть в мои телефонные переговоры, ясно?

— Я думала, ты прилегла вздремнуть. К тому же фильтровать твои телефонные звонки — это примерно шестьдесят процентов всех моих обязанностей.

Анна перевела взгляд на Шпандау:

— А вы тут что забыли?

— Я уж подумал, что грянула война. С вами все в порядке?

— Спасибо, нет. Пока вы там нежитесь на солнышке с чертовой книжкой, меня уже пять раз могли похитить.

— Я сидел прямо у вас под окнами, — возразил Шпандау. — Так что можете не волноваться, если, конечно, за вами не охотятся ниндзя на вертолете.

— Почему бы вам обоим просто не заняться тем, за что вам платят, умники? Ну хотя бы для разнообразия?

Она развернулась и зашагала вверх по лестнице. Шпандау поглядел на Пам.

— Бывает, — пожала плечами она.

В тот вечер в Кап д’Антиб на вилле «Ломон» намечался прием. «Ломон» считалась одной из крупнейших медиакомпаний в Европе, ей принадлежала половина кинотеатров в пяти странах. Все стремились засветиться перед «Ломоном», поэтому устраиваемые фирмой приемы обычно становились кульминационными моментами фестиваля. Анна, Пам и Шпандау прибыли, когда вечеринка уже шла полным ходом, перейдя в стадию скандальных выходок и буйства. Пам отделилась от компании, чтобы вдосталь посплетничать, а Шпандау таскался за Анной, как собачка на поводке, пока она пыталась обаять всех собравшихся.

Вечер выдался странный. Анна по-прежнему дулась, хотя уже и не пыталась наброситься на любую движущуюся цель. Она поужинала у себя, а Шпандау и Пам сидели в столовой и болтали о том о сем, пока не настала пора переодеваться и готовиться к выходу. Шпандау стряхнул пыль со смокинга и порадовался, что не забыл запонки. Когда он спустился в холл, Пам разговаривала по мобильнику. На ней был облегающий зеленый наряд, выгодно подчеркивавший фигуру, которая если и не затмевала фигуру ее звездной сестрицы, то во всяком случае гарантировала, что Пам не придется во время танцев подпирать стенку. Она одобрительно улыбнулась Дэвиду и сложила пальцы колечком, что означало «порядок!».

Еще полчаса он топтался в холле, сунув руки в карманы и ожидая появления Анны. Наконец, не выдержав, прихватил найденную колоду карт, уселся за обеденный стол и разложил пасьянс-косынку. Когда Анна наконец осчастливила их своим присутствием, Шпандау пришлось признать, что такого зрелища и впрямь стоило подождать. На ней было простое черное платье и минимум украшений, но стоило только