гость. — Я покорюсь твоему решению и буду защищать ее. Вы накинулись на меня, как на шелудивого пса, а я ведь не причинил девушке никакого вреда. Неужели я заслужил угрозу изгнания?

— Ты зря горячишься, первый брат. — У входа в комнату появился последний из горцев с холодным выражением лица. — Третьего не переспорить, а на второго сколько ни кричи, все равно поступит по-своему. Понятно, мы не выгоним бедняжку, пока она больна, а как встанет на ноги, тогда и решим.

Все согласно закивали и начали перешептываться: «Четвертый прав», «разумно».

Комната опустела, остался только ангел, устало присевший на краешек циновки. Оставленный ночным гостем фонарь осветил лицо мужчины, и Эмма, несмотря на боль и усталость, залюбовалась красивыми чертами. Она узнала голубые глаза Эрика и наконец поняла, почему не могла раньше рассмотреть его. Видимо, он носил амулет, скрывающий истинный облик.

— Прости, пожалуйста, сестренка. Третий брат не плох, поверь, просто недавно отсидел пару дней в темнице градоначальника, вот и боится собственной тени.

Эмма попыталась улыбнуться, но опухшие губы не слушались.

— Ангел, — прошептала она. — Тшы мой ангел…

Сухая прохладная ладонь накрыла ее лоб.

— У сестренки жар, вот беда. Сон — лучшее лекарство, — сказал он и задул фонарь.

Комната погрузилась в темноту. Эмма всхлипнула и потянулась к источнику прохлады. Как только она коснулась горца, в сердце воцарился покой, и она с облегчением заснула.

14

Утром Эмма проснулась посвежевшей и отдохнувшей, словно не пережила самый тяжелый день в жизни. Лицо все еще побаливало, и она не осмеливалась глубоко вдохнуть, но в остальном ее организм оказался крепче, чем ожидалось.

Или просто ангел спустился с небес, чтобы ее спасти.

Рядом на подушке осталась вмятина от головы, но Эрика видно не было. За дверью раздавались голоса и звон посуды. Эмма на мгновение испугалась, что осталась одна, но потом расслышала знакомый голос и заставила себя успокоиться.

При дневном свете комната выглядела еще хуже, чем ночью. Разный хлам и полу-доделанные механизмы устилали пол вместе с древесными стружками, гвоздями, болтами и пылью. На протянутой веревке сохло зеленое платье и висел светлый халат, принадлежащий горцу.

Держась за ребра, Эмма осторожно встала и протянула руку к платью. Грубая ткань успела высохнуть за ночь. Эмма натянула подарок мальчишки через голову, сдерживая стон.

В углу что-то блеснуло. Подойдя ближе, Эмма увидела треснутое зеркало. Из него на нее смотрело опухшее фиолетовое лицо с синяками под глазами и без двух верхних зубов.

Эмма не воспринимала кукольную внешность, подаренную Адамом, как свою, а со вчерашнего дня она и вовсе возненавидела облик возлюбленной заклинателя. Изуродованное лицо воспринималось подарком небес. Эмма осторожно дотронулась до распухших губ, напоминающих две подушечки для иголок.

Вспоминая разговор с Деви, Эмма наконец смогла разгадать часть намеков южанки. Во-первых, прояснилось, почему та сказала, что Адам предпочитает блондинок. Можно сказать, не просто блондинок, а одну-единственную, ту, что была женой его брата. Во-вторых, дикое желание Деви обменяться с Эммой внешностью обрело смысл. Бедная девочка настолько влюблена в заклинателя, что готова довольствоваться ролью подмены настоящей возлюбленной. Что ж, из этой затеи в любом случае ничего не вышло бы. Адам воссоединился с оригиналом и больше не нуждается ни в Эмме, ни в Деви, ни в одной из сонма фанаток.

При воспоминании о заклинателе болезненно сжалось сердце.

Она всегда считала себя реалисткой, редко сходилась с людьми, но когда доверялась человеку, то открывала душу. С двумя подругами, Лизой и Верой, они дружили с детства и даже после того, как Эмма уехала, перезванивались почти каждый день. Вера работала в аптеке и часто приносила лекарства прямо домой к родителям Эммы. Лиза рано вышла замуж и уже была матерью двоих. Несмотря на занятость, она раз в неделю приводила малышей и садилась чаевничать с Эмминой мамой.

Когда Эмма звонила домой, у нее в груди разливалось тепло всякий раз, когда мама говорила:

— Твои девочки заходили.

В школе над ними подшучивали, говорили, что женская дружба недолговечна, но годы шли, а они все так же держались друг друга. И даже расстояние не помешало тесно общаться. Дружба спасала их в тяжелые минуты. Эмма доверяла Лизе и Вере, как самой себе. Случались и ссоры, как же без них, но, даже сильно обидевшись, девчонки прямо говорили все в лицо, не скрывая истинных чувств.

Эмма ненавидела лицемерие. Зачем заклинатель разыгрывал спектакль о любви и клялся в преданности? И почему она, несмотря на хваленую приземленность, все-таки поверила?

Вновь промелькнула мысль о том, что стоит дать заклинателю шанс объясниться, но потом Эмма вспомнила, как стояла под дождем у дверей усадьбы, как умоляла стражника позвать хозяина, истекая кровью. Малейшее желание вновь столкнуться с заклинателем тут же рассеялось.

— Сестренка, ты уже встала?

Дверь в комнату отодвинулась, и в сонме утренних лучей в комнату вошел ангел, держащий на руках поднос с дымящейся миской. Золотые волосы рассыпались по широким плечам, слишком маленький халат неприлично, по меркам этого мира, распахнулся на груди, позволяя увидеть медовую кожу и литые мышцы, тонкую талию стянул пояс, длинные ноги облегали тканевые сапоги.

Проворно переступая через рухлядь, Эрик подошел, прислонил тыльную часть ладони ко лбу Эммы и довольно цокнул языком:

— Жара нет, но сестренке все еще стоит полежать сегодня. Аийя! Почему не дождалась братца, я бы помог тебе с одеждой! Давай же, садись скорее, я принес полезную кашу. К сожалению, второй брат совсем не умеет готовить, зато третий встал на рассвете, чтобы поставить вариться молочно-белый бульон из мозговых костей с целебными травами. Посмотри на рис, круглый и блестящий, как речной жемчуг. Зеленый лук сорван из его личного садика, за которым третий смотрит, как за собственным дитем.

Тонкий матрас прогнулся под мощной фигурой горца. Эрик зачерпнул ложку с умопомрачительно пахнущей кашей и заботливо подул, прежде чем поднести к губам Эммы.

— Третий брат просил прощения у сестренки. Надеюсь, она не будет держать на него зла!

Каша оказалась вкусной и сытной, в сотни раз лучше любого блюда из кухни заклинателя, но Эмма все еще под влиянием мыслей об Адаме раздражительно сказала:

— Ешли жаль, тшо пушть шкажет шам!

14.2

— Все-таки она умеет разговаривать! — победно раздалась от дверей. Третий стоял в тени, подсматривая за тем, как Эмма пробует его кашу. — Ну ладно-ладно. Мне и правда жаль. Я не горжусь тем, как повел себя вечером. Можешь не смотреть на меня волком, братья успели по десять