— Как насчёт чая?

— Не откажусь, — ответил я, устало откинувшись на спинку кресла и вглядываясь в светлеющее на горизонте небо.

Проклятый Тафалар остался позади, но перед глазами до сих пор стояли картины горящей комнаты, бочки с фагнумом, пьяных посетителей таверны и отплясывающих Иномирок, а в ушах звучал противный голос Испытателя:

— «Вы когда-нибудь страдали бессонницей, господин вор... господин вор... господин вор...».

Моя рука легла на кожаный чемодан, что стоял у ног. Пальцы погладили шершавую поверхность и провели по наклейке медведя.

Что же ты хранил в своём чемодане, Иномирец Керук?

Что же ты так долго скрывал от меня, отец?..

Книга 4. Эпизод 10.

В чайном домике Акулины мы долго молчали.

Пока она переодевалась, возилась с чайником и бутербродами, а я растапливал камин, никто из нас не сказал ни слова.

Не знаю, о чём думала девушка, но я думал об отце и постоянно косился на чемодан, только всё никак не решался к нему прикоснуться.

Казалось, если открою его, то уже не смогу ничего исправить, что всё сразу рухнет, что образ отца, непогрешимого человека, для меня навсегда изменится.

Подсознательно я уже понимал, что Тафалар раскрыл его тёмную половину, как обнажил сегодня и мою. Столько гнева я от себя не ожидал, да и сам пока даже не определился, как к этому всему относиться.

В голове улеглись ещё не все мысли.

Единственное, за что я был благодарен Тафалару — это знание о том, что отец жив, и что мать можно спасти, перевезя её сюда, в этот мир. Если всё, что говорил Испытатель — правда, то через месяц после переезда мама больше не будет нуждаться в ненавистных маго-танах.

Главное — сделать это.

Акулина принесла чай с бутербродами к камину и поставила поднос прямо на ковёр, потому что именно на нём я и сидел, глядя на огонь и слушая треск поленьев.

Моя рука покоилась на крышке отцовского чемодана, его кожаная обшивка нагрелась от жара камина.

— Почему не открываешь? — тихо, почти шёпотом, спросила Акулина.

Она накрыла мои плечи пледом и устроилась на ковре рядом со мной. Выглядела она теперь куда привычнее: переоделась в синюю военную форму и заплела волосы в косу.

— Не могу себя пересилить, — честно признался я.

— Если хочешь, я могу выйти и оставить тебя одного.

Я взял бутерброд с сыром, но сразу положил обратно на тарелку.

Кусок в глотку не лез.

— Да дело совсем не в тебе, хотя... — я глянул на лицо девушки, освещённое светом пламени из камина, — ты теперь слишком много обо мне знаешь... чересчур много.

— Звучит, как угроза. — Акулина слабо улыбнулась и разлила чай по чашкам.

Затем достала из кармана своего кителя мой атлас и протянула мне.

— Возвращаю владельцу.

Ещё перед тем, как проходить главные ворота Тафалара, мне пришлось отдать блокнот Акулине: её не досматривали, в отличие от меня. А вот я бы атлас даже в трусах не утаил.

— Спасибо, что сохранила. — Я забрал блокнот и сунул за ремень.

Как ни странно, но Акулина не стала задавать вопросов насчёт атласа, вместо этого подала мне чашку чая и спросила о другом:

— Как думаешь, где сейчас твой отец?

— Не знаю, но надеюсь, что он ещё жив.

Я пожал плечами, хотя на самом деле уже понимал, что отец находится в Котлованах.

Не зря ведь на карте Котлованных Земель имелась пометка с именем «Керук».

— А тот кубок, который лежит в сумке... — продолжила расспрашивать Акулина. — Ты ведь забрал его у Гедеона Ланне, да? Он из коллекции профессора Андронникова, как сказал тот старик. Зачем тебе этот кубок? Он как-то с тобой связан? И эта тетрадка... она тоже оттуда, да?

Я не знал, что на это ответить.

Не хотелось признаваться Акулине, что я потомок Колидов и могу заставить эти артефакты работать, но и врать ей желания не было, поэтому я просто сказал:

— Могу я не отвечать на этот вопрос?

Акулина не стала давить, проявляя не свойственную ей тактичность.

— Можешь не отвечать, Кирилл Миронович. У тебя есть право на личные дела и тайны даже по контракту.

Она взяла бутерброд, но тоже вернула его обратно на тарелку и добавила:

— Таким злым, как в Тафаларе, я тебя ещё не видела. Я всегда считала тебя хладнокровным и уравновешенным. Но, оказывается, ты можешь быть мстительным и жестоким. И всё же... всё же ты больше справедливый, честный и добрый человек.

Я уставился на неё, не поверив ушам.

— Не слишком много комплиментов для Иномирца?

— Нет. Нисколько. — Акулина покачала головой, оставаясь серьёзной. — Если учесть, что этот Иномирец сохранил мою невинность и честь, спас мне жизнь, рискуя собственной.

На это я ничего не ответил, опять посмотрев на огонь.

Наш разговор был каким-то неловким, это сильно давило на нас обоих.

Мне проще было, когда Акулина оставалась хладнокровной стервой. Уж лучше бы она меня сейчас нахрен послала, чем смотрела вот так... будто я перевернул её мир.

Ничем хорошим это точно не кончится.

— Я понимаю, это твоя работа... меня охранять, — сказала она, — но всё же ни один мой охранник не сделал бы того же, что сделал ты. Особенно в ситуации с Гедеоном.

— Это не поможет, когда твой отец узнает, что мы устроили в Тафаларе, — ответил я наконец. — А он узнает уже в ближайшее время. И если Дом Ланне раскопает, что именно человек Снеговых положил уйму народу в их городе, то войны между вами не избежать.

— Я поговорю с отцом. Он ведь и сам понимает, что главное сейчас — это наступление на Котлованы. Как понимают и Ланне. К тому же, у нас есть пластинка с признанием Гедеона. Это несмываемый позор для семьи Ланне, а заодно — действенный инструмент сдерживания.

Тут она была права.

Вряд ли глава Дома Ланне захочет, чтобы кто-то ещё прослушал признания его сынка. Репутацию потом уже не восстановишь.

— Я передам папе те пластинки и расскажу, что ты сделал, чтобы не дать Гедеону Ланне обесчестить меня, — добавила Акулина. — Это убедит отца, и он не будет на тебя злиться из-за Тафалара, я уверена. Выше