Шрифт:
Закладка:
– Оли больше нет, – собираю волю в кулак и заставляю себя посмотреть в ее глаза, – мне жаль, Ангел.
– Нет, – голубые большие глаза опять наполняются слезами, а все тело сотрясает мелкой дрожью, – как же так? Я не успела, боже, – она цепляется за меня своими ладонями и жмется, принимая мое сочувствие, – как же так?
– Мне жаль, – обнимаю малышку за лицо и целую в мокрые щеки, – давай ты присядешь, – почти вношу ее в машину и усаживаю на просторное заднее сиденье, вытаскиваю из бардачка бутылку воды и вкладываю в ее ладони.
– Давно? – Ангелина вытирает тыльной стороной ладони слезы и смотрит на меня, все еще стоящего снаружи. Она так потеряна, что хочется увести ее тут же и продолжить как-нибудь потом, когда она сможет принять хотя бы это.
– Пять лет назад, – упираюсь в крышу машины ладонями и нависаю над ней.
– Еще до папы, – она тянется к своей дорожной сумке, что стоит здесь же на сиденье и вынимает из кармашка платок, – а твой отец?
– Вместе попали под Камаз, занесло в дождь, – до боли сжимаю кулаки на раскаленном металле крыши и стараюсь держаться. Смерть родителей до сих пор для меня болезненная тема.
– О господи, – дрожащая ладошка прижимается ко рту, – мама.
– Давай уедем, если хочешь, – прижимаю ладонь к ее щеке и заставляю смотреть на себя, – потом приедем снова.
– Дом, – Ангелина выглядывает наружу, – он твой?
– Нет, – отвожу глаза, – прости. Мама хотела, чтобы когда-нибудь он достался тебе, но я давно перестал надеяться. Да и ездить сюда больше не мог, слишком больно.
– Она хотела, чтобы дом достался мне? – ладонь Ангела, стирающая слезы, замирает, – зачем?
– Потому что очень сильно тебя любила и хотела увидеть, – мой голос дрогнул.
– Да о чем ты? – она растерянно и не веря шарит по моему лицу, – она же бросила меня, отказалась.
– Нет, – отталкиваюсь от машины и делаю шаг назад, – я договорился с владельцами и нас пустят внутрь ненадолго, пока дети у бабушки в гостях. Хочешь войти?
– Да, – она нерешительно выглядывает, – давай, раз я здесь. Потом может и не решусь.
– Давай, – протягиваю ей ладонь и Ангелина после некоторой борьбы с собой вкладывает в нее свои пальцы, – а потом ты мне все расскажешь.
– Хорошо, – обнимаю ее за талию и захлопываю машину.
Я давлю на звонок и слежу за тем, как с легкой полуулыбкой Ангел рассматривает забор. Когда-то в нем была большая дыра, через которую мы лазили друг к другу. Родители не были против нашей дружбы, поэтому и не спешили его чинить. К тому же всегда было понятно, куда затерялся ребенок, если дома его нет.
Сейчас доски заменил металлический штакетник в два метра высотой и через глухую стену моего дома уже не видно. Видимо, эти соседи уже не так дружны. Может и к лучшему.
– Здравствуйте, – как можно более приветливо улыбаюсь молодой девушке с довольно большим животиком, – вы не против, мы ненадолго.
– Не против, – она с любопытством рассматривает Ангелину, частичную правду о которой пришлось рассказать, чтобы объяснить наше с ней вторжение, – я Маша.
– Ангелина, – малышка слабо улыбается, – вы беременны, мы точно не помешаем?
– Нет, – Маша отмахивается, – срок еще не такой и большой, мне не тяжело. Хотя живот огромный в этот раз. Третий ребенок.
– Ого, – несмело войдя внутрь, она снимает обувь и я следом за ней, – тут все очень изменилось.
– Да, дом был не очень современным, если честно, – Маша приветливо махнула рукой в сторону гостиной, – побродите по дому, а я заварю вам чай.
– Спасибо, – с благодарностью улыбаюсь понятливой девушке, самоустранившейся на кухне, – хочешь подняться на второй этаж?
– Там была моя спальня, вторая дверь от лестницы, – Ангелина делает пару шагов из светлой и современной гостиной с плазменным телевизором и жалюзи на окнах в стороны лестницы, – ее оставили, – она с нежностью гладит по отполированному дереву.
– Да, как и была, – поднимаюсь следом за Ангелиной на второй этаж, слушая как несколько ступенек прилично поскрипывают от старости.
– Сюда ремонт еще не добрался, – осматриваю деревянные панели на стенах второго этажа и окно в самом его конце, что выходит в сад.
– Я часто сидела на этом подоконнике, – Ангелина проходит к окну и присаживается, жадно смотрит вниз, – какие деревья старые.
– Двадцать три года прошло, – опираюсь плечом о стену, – много всего случилось.
– Вы так и жили там? – она кивает на мой дом, что со второго этажа стал хорошо виден.
– Первое время, но через два года переехали. Мама не выдерживала этой тоски и отец решил, что в другом месте нам будет лучше.
– Мама? – в ее голосе почувствовалось напряжение.
– Да, – я оттолкнулся от стены, – если хочешь посмотреть что-то еще, то давай, нас не будут терпеть долго.
– Хорошо, – Ангелина торопливо поднялась на ноги и первой открыла свою комнату. Тут также была детская, но уже для двух довольно активных мальчиков лет пяти. Обои с машинками и кучи роботов ясно об этом давали понять, – еще в родительскую загляну, – пройдя мимо меня, она распахнула дверь напротив и вошла внутрь, – мебель все та же и кровать.
– Да, – я даже не вошел. Мне здесь было откровенно неуютно.
– Я любила пробираться утром в их спальню и забираться под одеяло. Они меня обнимали, оба и мне было так хорошо. Я чувствовала, что меня любят, – Ангелинин голос опять дрогнул и она развернулась. Не глядя на меня выскочила из комнаты и сбежала вниз по лестнице.
Перевожу быстро дыхание и прикрываю на секунду глаза. Все тело сковало огромное напряжение и я почти не дышал все это время. Захлопываю дверь спальни и спускаюсь следом за Ангелиной, которая уже выбежала на улицу.
– Спасибо, – на ходу обуваюсь и киваю растерянной Маше, выходящей из кухни с чашкой чая, – мы пойдем.
– Хорошо, – та жмет плечами, – надеюсь, это помогло.
– Очень, – улыбаюсь ей на прощанье и выбегаю во двор, где Ангелина потерянно осматривается и обнимает себя руками.
– Для одного дня хватит, – быстро подходу и обнимаю ее, – тебе нужно отдохнуть.
– Да, я хочу уехать, – она упирается мне в грудь ладонями, – лучше вызову такси.
– Ты не поедешь на такси, – отрубаю уверенно и пока Ангелина не опомнилась, веду ее в сторону машину.
– Тогда отвези меня домой, – цедит она, не глядя на меня.
– Нет, Ангел, разговор еще не закончен, – захлопываю за ней пассажирскую дверь и смотрю через стекло в покрасневшие от слез глаза. Пока она меня полностью не выслушает – никуда ее не отпущу. Правда слишком давно скрывалась и пора наконец обелить имя матери, пусть Ангелу и будет больно, но Оля этого заслуживает.