Рис. 6.2. Разветвление в многомировой интерпретации

Как ни странно, это еще не все. По мере того как мы взаимодействуем с окружающими нас предметами, они тоже запутываются с нами, другие предметы – с ними и так далее. Наконец, образуется единая, сложная и беспорядочная волновая функция всей Вселенной – универсальная волновая функция. Чем больше происходит событий, тем на все большее число невзаимодействующих частей эта универсальная волновая функция расщепляется, и каждая из этих частей бодро марширует вперед под детерминистическую барабанную дробь уравнения Шрёдингера.

Так мы получаем множество миров эвереттовской интерпретации. На первый взгляд картина выходит совершенно абсурдная – в конце концов, наш опыт свидетельствует, что мы всегда находимся в одном и том же мире. Но если вы попробуете на этом основании возразить Эверетту, он ответит вам, что вы совсем не одиноки: для каждого человека на каждой ветке универсальной волновой функции его мир единственно существующий, точно так же как в ящике есть только один кот и только один «я», смотрящий на него. Это и есть главный «пунктик» многомировой интерпретации: для нас проявляется только один-единственный мир, несмотря на то что истинно существующих миров множество.

* * *

Эверетт вчерне закончил свою диссертацию в январе 1956 года; первым, кто ее прочел, был Уилер. Уилер относился к выдающимся способностям Эверетта с огромным уважением. В своем письме в Национальный научный фонд он писал, что Эверетт «вскрыл природу кажущегося парадокса в интерпретации проблемы измерения в квантовой теории <…> В обсуждениях этого парадокса со студентами магистратуры и специалистами Принстона, а также с Нильсом Бором Эверетт прояснил новые грани проблемы, которые сами по себе при дальнейшей их разработке являются многообещающей темой для выдающейся диссертации <…> Эверетт является поистине оригинальной личностью»[316].

Однако Уилер попал в ловушку, образованную противоречием различных противоборствующих интересов. Он искренне хотел содействовать успеху блестящей работы своего студента и, кроме того, стремился нащупать пути дальнейшего развития квантовой космологии. Поэтому он поддержал идею Эверетта об «универсальной волновой функции». Но одновременно Уилер хотел сохранить верность Бору, своему наставнику и другу, которому он буквально поклонялся. «Ничто в большей степени не убеждает меня в том, что существовали некогда друзья человечества, наделенные мудростью Конфуция и Будды, Иисуса и Перикла, Эразма и Линкольна, чем прогулки и разговоры с Нильсом Бором под буками Клампенборгского леса», – писал он[317].

Уилер был искусным политиком; он хорошо владел искусством совместной работы и знал, как сделать так, чтобы другие относились к его идеям с интересом и радостью – именно этих качеств недоставало Эйнштейну. Он понимал, что поддержать Эверетта ценой испорченных отношений с Бором – плохой политический шаг. «Джон Уилер ладил со всеми, – вспоминал Мизнер. – Но в случае с Хью Уилеру было очень трудно применять свою обычную практику: он не мог просто поощрять Хью развивать собственные идеи и всеми средствами продвигать работу своего студента, так как эти идеи шли вразрез с позицией Бора»[318]. Но и отказываться от теории эвереттовской универсальной волновой функции Уилер не хотел – он видел в ней возможный путь развития квантовой гравитации. Такую многообещающую возможность нельзя было упустить. У Уилера оставался единственный выход: попытаться устроить так, чтобы Бор сам благословил работу Эверетта прежде, чем это сделает он, Уилер.

Рис. 6.3. Уилер (справа) с Эйнштейном (слева) и лауреатом Нобелевской премии Хидэки Юкава. Принстон, 1954 год

Удобный случай представился в середине 1956 года. Уилер получил на несколько месяцев приглашение в Лейденский университет в Нидерландах. Как только Уилер там обосновался, он отправил диссертацию Эверетта, удачно озаглавленную «Волновая механика без вероятностей», Бору, снабдив ее своим введением. Путаясь в словах от отчаянных стараний не допустить, чтобы Бор воспринял идеи Эверетта как противоречащие его собственной позиции, Уилер писал: «само название этой работы <…> как и очень многие из ее идей, нуждается в дальнейшем анализе и переформулировании»[319]. Вскоре после этого Уилер сам приехал в Копенгаген и несколько дней обсуждал диссертацию Эверетта с Бором, Петерсеном и другими.

После визита в Копенгаген Уилер написал Эверетту письмо, которое поначалу звучит обнадеживающе. Уилер дает ученику объективные советы по поводу того, что еще необходимо сделать. «Бор, Петерсен и я трижды длительно и придирчиво обсуждали вашу диссертацию <…> Краткие итоги таковы: ваш прекрасный волновой формализм, конечно, остался непоколебленным, но все мы чувствуем, что настоящий вопрос в том, какие слова должны быть подобраны для описания этого формализма»[320]. Уилер упрашивает своего студента лично прибыть в Копенгаген для разрешения этих проблем, и даже предлагает оплатить половину расходов Эверетта на поездку на пароходе. «[Бор] с большим удовольствием принял бы вас здесь на несколько недель, чтобы хорошенько разобраться в этих вопросах <…> До тех пор, пока и если только вы не подискутируете как следует один на один с Бором по вопросу интерпретации, я не смогу быть спокоен относительно выводов, которые можно сделать из столь далеко заходящей работы, как ваша. Пожалуйста, приезжайте (и, если сможете, каждый день заходите ко мне!). В общем-то, можно сказать, что ваша диссертация уже полностью готова; остается, правда, самое трудное – ее начать <…> Когда вы сможете приехать?»[321] Вероятно, несколько последних предложений письма не слишком понравились Эверетту – он-то предполагал (как Уилер ему прежде и говорил), что его диссертация безусловно будет принята и что ученая степень ему гарантирована к концу лета. Поэтому он уже подыскал себе работу в области исследования операций – в Пентагоне, как и планировал, и через три недели должен был к ней приступить.

Однако Бор, Петерсен и другие в Копенгагене проявляли в отношении идей Эверетта гораздо меньше энтузиазма, чем казалось Уилеру. «Некоторым концепциям Эверетта, по-видимому, недостает значимого содержания, как, например, его универсальной волновой функции», – писал Александр Стерн, американский физик, стажировавшийся в это время у Бора. Стерну поручили сделать в присутствии Бора и остальных сотрудников института доклад на семинаре, посвященном работе Эверетта. Письмо Стерна дает представление об отношении «копенгагенцев» к идеям Эверетта. «Основным недостатком подхода, развитого в его демонстрирующей обширную эрудицию, но неубедительной и неясной статье, является недостаток адекватного понимания сути измерительного процесса. Эверетт, по-видимому, не осознает ФУНДАМЕНТАЛЬНО необратимого характера и ЗАКОНЧЕННОСТИ макроскопического измерения <…> [Это] взаимодействие НЕ ПОДДАЕТСЯ ЧЕТКОМУ ОПРЕДЕЛЕНИЮ»[322]. Без дальних объяснений Стерн после этого заявляет, что никакого противоречия между уравнением Шрёдингера и коллапсом волновой функции не существует, что проблема измерения вообще не является проблемой и что утверждение Эверетта о существовании такого противоречия «несостоятельно». И наконец, он отвергает идеи Эверетта, как-либо «относящиеся к теологии» либо «метафизические», на том основании, что постулируемые Эвереттом множественные миры никогда и