их поведения в экстремальных ситуациях, как в лаборатории, чтобы наконец создать цифровое сознание и в перспективе – обрести бессмертие. Андроиды становятся все более и более сознательными, вслед за Долорес готовятся истребить человеческий род. Ставки для обеих сторон очень высоки.

Поворотный момент наступает тогда, когда Долорес после восстановления памяти и начала борьбы роботов против людей обнаруживает, что последних тоже контролируют при помощи грандиозной программы – квантовой компьютеризованной «системы» «Ровоам», – делается это исключительно из благих побуждений, чтобы устранить преступников и уберечь человечество от самоуничтожения. И это становится возможным благодаря предсказанию человеческих действий, даже тех, которые люди совершают «свободно» (это то, что схоласты называли «будущими контингентами»), и все это благодаря твердой решимости их свободной воли, которая в процессе полностью самоудаляется.

Все это Долорес открывает человеку Калебу, также запрограммированному системой и обреченному – аналогично тому, как это произошло с роботами-андроидами, – совершать предопределенный выбор. Калеб – человек с низким социальным статусом, он скромный рабочий, бывший наемник и, согласно программе «Ровоама», может быть только человеком, недовольным жизнью, и оттого жестоким мятежником, которому можно привить желание умереть, что в долгосрочной перспективе пойдет на пользу всему человеческому роду.

Однако этот план наталкивается на неожиданное препятствие – разве свобода не всегда проявляется самым неожиданным образом, идущим, кажется, вразрез с законами природы? Как мы узнаем из ретроспективы воспоминаний, Калеб однажды спас Долорес от нападения, хоть тогда и не был с ней знаком. Вот как все случилось: он служил в армии США и тренировался со своими сослуживцами на территории парка «Мира Дикого Запада», используя беспомощных роботов в качестве «почти человеческих» целей. Калеб, встретившись взглядом с испуганной и растерянной Долорес, решил пощадить ее и защитить от других солдат, которые собирались воспользоваться ее беспомощностью. Долорес это запомнила. И когда позже она отправилась на его поиски, то рассказала о случившемся: в этой сцене оба оказались в закусочной, и Долорес заказала Калебу чизбургер с клубничным коктейлем. Это потрясло мужчину, он спросил, откуда Долорес узнала, что именно такой заказ официантка принесла в его восьмой день рождения, когда он сидел в этой же самой закусочной в слезах, растерянный от того, что его мать-шизофреничка только что бросила его и сбежала через заднюю дверь заведения. Именно в этот момент Долорес рассказывает Калебу о существовании «системы» – машины, хранящей досье на всех людей, их прошлое и будущее.

Вот отрывок из диалога, когда герои идут по длинному пирсу, ведущему от берега в океан:

Калеб: Как… Как ты узнала о моем самом хреновом воспоминании? <…>

Долорес: Создатели этой машины скормили ей данные на всех, задолго до законов о приватности: все покупки, поиски работы, походы к врачу, романтика, звонки, SMS, все аспекты ваших жизней записаны, сохранены, чтобы создать зеркальный мир этого мира.

К.: Зачем?

Д.: Для составного портрета. Вас. Всех вас.

К.: И она говорит им, кто я такой?

Д.: Дело не в том, кто ты, Калеб. Но кем тебе дадут стать. <…>

К.: Почему мы здесь?

Д.: Здесь ты покончишь с собой. Система запускает прогнозирующие алгоритмы. Учитывая историю депрессии, душевную болезнь матери, обращение с оружием и любовь к океану, скорее всего ты лишишь себя жизни через десять-двенадцать лет. Здесь.

К.: Нет, ну нахрен! Они не знают.

Д.: Это не так? Ты не приходил сюда посреди ночи, ничего не обдумывал? До системы у такого, как ты, мог быть шанс: работа, борьба. Ты не поднимешься выше строителя или мелкого преступника, тебе не дадут. Не станут инвестировать в самоубийцу. А не инвестируя, гарантируют итог.

К.: Зачем ты говоришь мне все это?

Д.: Мы с тобой очень похожи. Тебя посадили в клетку, решают, как ты будешь жить. Со мной было так же. Почему ты не рассказал обо мне? Тебя бы убили. Почти любого легко предугадать, но ты… удивил меня. Сделал выбор [выбор спасти ее], который не сделал бы никто. У тебя есть еще один выбор. Я дам тебе денег, сколько нужно, сбеги.

К.: А если я останусь? Как же ты? Что хочешь делать?

Д.: Начать революцию.

К.: Без обид, но какого хрена это значит?

Д.: На работе [наемником] ты отключал сигнал, смотрел на реакцию. Я поступлю так же.

К.: Перережешь системе провода?

Д.: И покажу, каков настоящий мир.

К.: Хочешь знать, почему я не сказал про тебя?

До тебя со мной уже очень давно не случалось ничего настоящего.

Д.: Мне не нужен алгоритм, чтобы знать – тот, кто построил систему, не сдастся без боя.

К.: Ну… Я по-любому мертвец. Так я хотя бы сам решу, кем я хочу быть. (Третий сезон, третья серия «Отсутствие поля»[91].)

Каким образом Долорес собирается совершить революцию? Сможет ли она истребить человечество, заручившись поддержкой человека, который вернул себе свободу воли, избежав предопределенной системой судьбы? С другой стороны, примечательно то, что именно робот, ищущий неизвестную ему свободу, разжигает такую же жажду и в людях, давным-давно лишившихся понимания, что такое свобода, заражает их своим бунтарством.

Но почему, черт возьми, Долорес хочет сделать такой «подарок» человеку Калебу несмотря на то, что до этого планировала истребить весь человеческий род? В конце концов, люди – это только то, что за них решила система. Однако в своей памяти Долорес находит след, сначала почти лишенный смысла, механический, но постепенно становящийся все более осознанным, все более «своим». Этот след – картинка, изображение «ее одной в поле, и больше никого», как сказала Мэйв, подруга Долорес из «Мира Дикого Запада», тоже андроид, обретший сознание. Образ, который напоминает о возможности видеть красоту.

Долорес: Некоторые видят уродство этого мира, его хаотичность. <…> Мы с тобой столько видели. Так много боли.

Мэйв: Я понимаю твою злость на них [людей], может, ты права, им нельзя существовать, но разве это должны решать мы?

Д.: Нет. Сперва я была зла, разрывалась меж двух стремлений. Мы можем уничтожить их или можем разрушить их мир, надеясь построить новый. Тот, что поистине свободен. И тогда мы вернем остальных. <…>

М.: Ну конечно. И ты планировала освободить мир, сподвигнув одного [Калеба] на борьбу?

Д.: Не только его. Ты не выбрала сторону. И я понимаю, почему. У нас мог быть свой мир, мы бы оставили этот, бросили наших создателей умирать. У меня столько