давно утрачен[338]. Теперь на комсомольских собраниях почти столь же часто, как и строительные показатели, обсуждали проблему пьянства. Описанные ниже тенденции проявлялись повсеместно, а не только в Ташкенте, и их можно считать неотъемлемой составляющей комсомольской жизни.

Все связанное с землетрясением старались освещать таким образом, чтобы на первом плане оказалась связанная с этим могучая концентрация сил: комсомол громогласно возвещал о своих ташкентских подвигах и о прибытии из разных республик все новых стройотрядов. Тем не менее в 1966 году украинские рабочие были разбросаны по всем уголкам Советской страны: они присутствовали и на стройплощадках родной Украины, и в Сибири, а теперь – и в Ташкенте, причем последнему досталась лишь малая толика студенческих отрядов. Так, на помощь при наводнении в Красноярске харьковское отделение комсомола отправило втрое больше молодых людей, чем на восстановление Ташкента, и впятеро больше – на строительство химзавода в Иркутской области; от комсомольской ячейки Днепропетровска в Ташкент отправилось столько же людей, сколько и в Красноярск[339]. Впрочем, отсюда, конечно, следует не только то, что не все усилия были сосредоточены исключительно на ташкентской беде, но и то, что молодые люди путешествовали по всей стране.

Хоть в Ташкенте комсомольцы работали так же, как и в любом другом советском городе, тут их деятельность была облечена героической риторикой. В речи, посвященной пятидесятилетию ВЛКСМ, оратор распространялся о том, что в каждом поколении есть свои «романтики и энтузиасты», но если поколение нынешнее завидует штурмовавшим в 1917 году Зимний, то будущие будут с завистью вспоминать о «героических подвигах», совершенных на восстановлении Ташкента[340]. Подобные смелые заявления явно преувеличивали роль комсомольцев, выделяя их из числа прочих молодежных бригад; в то же время мало заботы вызывали проблемы, реально обсуждавшиеся на оргсобраниях.

А проблемы дали о себе знать уже с самого начала. Открывая летом 1966 года собрание отряда украинских комсомольцев с участием 197 делегатов, председатель говорил о проблемах контроля качества, недостаточной работе по политпросвещению и серьезных кадровых трудностях: не секрет, что в комсомольских кварталах участились «пьянство и мордобой», а в день получки местный кафетерий и вовсе превратился в настоящую «таверну»[341]. Феномен кафетерия-таверны никуда не делся, и спустя несколько месяцев комсомольское руководство докладывало о «систематическом распитии алкогольных напитков» в кафетериях[342]. Помимо проблем с алкоголем, шли и аресты: всего за три первых месяца пребывания в городе комсомольцев было арестовано 29 человек, 11 из которых получили от семи до пятнадцати суток[343]. Председатель резюмировал свое выступление, используя отчетливо религиозные коннотации: «Так пусть же земля горит под ногами пьяниц и хулиганов»[344]. Содрогнувшаяся недавно земля затронула всех, горящая же должна была покарать лишь неверных.

На собраниях отдельных бригад подобные проблемы обсуждались еще более прямо и детально, с пояснениями, к примеру, почему тот или иной комсомолец был арестован. Так, в 1968 году киевский стройотряд собрался обсудить поведение давнего члена комсомола, обвиненного в непредумышленном убийстве: находясь в «состоянии алкогольного опьянения», он угнал автомобиль, устроив затем аварию, в которой погибло три человека. Подобное поведение было объявлено «несоответствующим героическим подвигам» комсомола, и тридцатью голосами присутствующих (из сорока пяти членов отряда) было единогласно решено исключить провинившегося из комсомольских рядов, передав дело вышестоящим инстанциям[345]; более о случившемся практически не упоминалось.

Конечно, такие инциденты случались крайне редко, но в контексте принятия дисциплинарных мер драки и пьянство фигурировали на собраниях постоянно. Скажем, летом 1967 года один подвыпивший комсомолец, выйдя из общежития, увидел драку и решил ее остановить; получив же в процессе удар и «не умея трезво оценить ситуацию», он нанес одному из драчунов удар в лицо. Нередки были в студотрядах и случаи воровства[346]. Пьянство беспокоило комсомольское руководство, поскольку было чревато отсутствием на рабочих местах – весьма распространенным в Советском Союзе феноменом[347].

Случаи неподобающего поведения с трагическими последствиями имели место, конечно, не только в Ташкенте, в силу, вероятно, известной склонности к этому молодых людей в целом (тем более оказавшихся в новой среде). К примеру, в 1971 году командир студенческого стройотряда, работавшего на Украине, вопреки установленным правилам поехал с друзьями ночью на тракторе в близлежащую (в пяти километрах) деревню, желая посетить танцы и навестить знакомых барышень. Молодые люди успешно добрались до места, припарковали трактор в кустах неподалеку и отправились танцевать. Проблемы начались, когда закончились танцы. Трактор не был оснащен никакими осветительными приборами, так что обратный путь пролегал в кромешной темноте[348]. В итоге трактор свалился в глубокую яму, водитель погиб, а пассажиры отделались травмами. В официальном отчете ясно указывается, что студент не имел права садиться за руль и что именно отсутствие у него опыта управления подобной техникой и явилось решающим фактором, повлекшим за собой аварию[349]. Подобное отсутствие опыта было настоящим бичом вообще всех стройотрядов как в Ташкенте, так и во всем СССР[350].

Трагические эпизоды с пьянством и драками в день зарплаты случались повсеместно. В том же 1971 году в Харьковской области стройотрядовцы получили перед выходными месячное жалованье. Студентов отправили купить в соседнем городе необходимые материалы, но те стали пить, и все дело закончилось дракой «с неизвестными местными парнями». Один из студентов отбился от группы; не зная обратной дороги, он дошел до железнодорожного полотна и спросил у дежурного по станции, сможет ли он добраться до лагеря, если пойдет вдоль путей. Остальные подробности неизвестны. Ранним утром студента, лежавшего, по всей видимости, поперек полотна, сбил состав. Машинист поднял искалеченного юношу в вагон и спешно доставил в местный госпиталь, однако в сознание тот так и не пришел[351].

В разгар перестройки В. Э. Шляпентох изучал социальные привычки советских граждан: он предположил, что они были не слишком заинтересованы в достижении неких целей, установленных организациями вроде комсомола – подобные организации интересовали их скорее в качестве «средства достижения собственных целей» [Shlapentokh 1989: 109]. Как следствие, и большинство авторов того времени комсомолом интересовались слабо. Журнал «Юность», к примеру, вовсе «избегал практически любой темы, каким-либо образом связанной с комсомолом». Более того,

…если же автору требовалось реалистично изобразить тогдашнюю жизнь, то ему следовало либо вообще проигнорировать деятельность комсомола, либо же представить ее весьма мало относящейся к сфере действительных интересов молодых людей [Shlapentokh 1989: 110].

В данном тезисе присутствуют два утверждения, первое из которых выглядит куда правдоподобнее второго: известные нам случаи не указывают на то, чтобы студенты принимали близко к сердцу установленные комсомольским