Шрифт:
Закладка:
Члены содружества не искали «стрижали новых ценностей», а «нового первосвященника ценностей древних и вечных» и в сборнике нарисовали образы тех, кто для них, тоже переживая социально-культурный кризис, обнаруживал в себе силы противостоять распаду. В сборнике «О Мессии» Н. фон Бубнов нарисовал портрет И. Г. Фихте, Г. Мелис – Конта, Ф. Степун В. С. Соловьева, а С. И. Гессен – Герцена. Р. Кронер предпослал этим очеркам «Ein Blatt aus dem Tagebuche unserer Zeit» («Листок из блокнота нашего времени»), а издатель написал очень важное «предисловие» – «Vorwort».
В. Энгельман, издатель сборника, пояснил, что, предложив в подзаголовок «очерки по философии культуры», авторы намеренно дистанцировались от религиозного содержания этого термина. Их понимание «мессии» вполне в рамках культуры; речь идет просто «о великих обновителях мысли», о том, что любой народ исполняет свое культурное предназначение через действие отдельных личностей. Издатель также пояснял, что русским «обновителям» отведено так много места (два очерка из четырех) потому, что именно у них «глубины мистики сохранили творческую силу» и что в России «пророческая тоска по новой правде звучит сильнее, чем на Западе».
Для понимания общего настроения авторов сборника многое даст «Листок из блокнота нашего времени» Р Кронера. Это «наше время» он оценивает как «переходное», «ожидание будущего и поиска пути». Материализм – идейная база тех, кто создавал Германию, теперь, по исполнении своего предназначения, исчерпал себя – он не может овладеть сознанием эпохи. Душа отдельного человека, не находя пищи для удовлетворения метафизических запросов и платонического эроса, обращается к старым истинам, подвергая их в то же самое время скепсису материалистического наследия. Дух религии преодолевается как наследие детского возраста. Секуляризация и экспансия естественнонаучного знания без общего смысла его приобретения и использования делают людей машинами. Но с таким воззрением невозможно жить ни в обществе, ни в государстве. Стремление к новой жизни остается. Кто наполнит его знанием?
В этом предисловии все подкупает современного исследователя русской философии потому, что поражает сходство духовной ситуации в Германии с тем, что переживалось русскими людьми времени Ренессанса: ощущение переходного характера времени, разрыва традиции, осознание необходимости отказа от материализма и трудности такого самоотречения, смутное ожидание упомянутого «нового первосвященника». Речь, значит, шла о том, чтобы создать новое ободряющее мировоззрение, чтобы сделать жизнь сознательной, а сознание – жизненным.
Энтузиазм овладел авторами. Они уже грезили журналом, который был бы назван «Иоанном»! Речь шла о мировом спасении – не меньше! Да, их «мессия» – не «Мессия», но настроение было сродни религиозному. Впавший в крайность В. Ф. Эрн, громя «Логос», не почувствовал этого настроения, а вот Е. К. Герцык, «одна из самых замечательных женщин начала ХХ века, утонченно культурная, проникнутая веяниями ренессансной эпохи» (Н. А. Бердяев), его почувствовала и, обращаясь к суровому противнику научной философии, написала так: «…за своей справедливой и воинствующей Истиной вы не видите, почему дерзают они (пусть заблуждаясь) выступать под знаменем Логоса, не видите, что они не выродки рационализма, а Сыны, взбунтовавшиеся, верящие в Творчество, но не в покой Седьмого дня.»[298].
Много позже, в своих воспоминаниях, Ф. А. Степун, рассказывая о просветленной и возбужденной атмосфере, царившей в их гейдельбергско-фрейбургском содружестве, – она, наверное, очень напоминала атмосферу кружков 40-х годов XIX века, о чем поведал И. С. Тургенев в «Гамлете Щигровского уезда», – предположил, что для С. И. Гессена, кому в содружестве принадлежала первая роль, «идея воплощения Логоса философии в многоязычном журнале. представлялась. чем-то вроде трансцендентального Троицыного дня»[299].
Ценностно-культурный потенциал сборника «О Мессии» стал реализовываться в «Логосе», вошедшем в отношения партнерского союзничества с таким же культурно-ориентированным издательством «Мусагет». Основной тезис «Мусагета» был близок замыслу «Логоса» – «культура, воздвижение статуй (пусть даже идолов) культуры существующей и чужой для облегчения исканий культуры своей и будущей, которая (разумеется, в отдаленном будущем) должна определить социально-политический строй, а не определяться им»[300].
Другое дело, обстоятельства сложились так, что свой культурный синтез «Логос» начинал с разделения, с требований автономизации и профессионализации философии, чему особенно способствовала ригористическая позиция Б. В. Яковенко, заполнившим своими статьями выпуски журнала. Он более, чем кто-либо из его молодых редакторов, был философом sui juris. Зато два других инициатора – С. И. Гессен и Ф. А. Степун свободнее себя чувствовали именно в области культуры, что и показывают их работы русского периода. Ф. А. Степун поворачивает к литературной и театральной критике; С. И. Гессен – к прикладной философии, то есть к педагогике. Именно в этой области исследовательской и практической деятельности он стяжал себе общеевропейскую известность.
Его эссе о Герцене примечательно по многим причинам: нарисованный им портрет русского западника – это зеркало, в которое глядится автор портрета и. рисует автопортрет, на нем исправляя некоторые черты облика своего великого предшественника. В очерке у С. И. Гессена русский западник и космополит становится националистом и панславистом, потому что усомнился в возможности европейской культуры собственными силами противостоять процессу энтропии, омещаниванию Европы, потому что решающий механизм жизни культуры – демократия того времени оказалась несостоятельной для решения такой громадной задачи. Европе достало ума придумать идею социализма, но недостало сил для ее реализации. Вот почему в поисках выхода из исторического тупика Герцен, повинуясь безотчетному чувству родины, обращается к своему народу –
