Шрифт:
Закладка:
В траве Ателей в первый раз, несколько опомнясь, осмотрелся. Вот это да, что за необычное место! С одной стороны очень высокая суша, за которой была суша еще выше, будто достающая до небес. Кудесник земли точно не поверит, правда, он, может быть, знает об этих местах? Знает ли он, что на этом свете есть такой большой кусок суши?
Ателей побежал туда, где высилась суша, и когда он добежал, его тело, казалось, уже не принадлежит ему. Спустя время, достаточное, чтобы рыба попалась на крючок, он вдруг почувствовал, что ноги отяжелели, будто придавленные чем-то, и вот-вот перестанут двигаться.
«Я пойман, бесчисленные камни поймали меня. О, досточтимый Кабáн, спаси меня!» – бормотал себе под нос Ателей.
Когда его схватила земля, он мог только лежать на боку и не мог пошевелиться. Ему вспомнилось, как старейшины на Ваю-Ваю учили отгонять боль, а именно медитировать, как будто ты превратился в рыбу. Они часто говорили, что рыба меньше других животных боится боли, ведь рыба, пойманная на крючок, все еще может изо всех сил нырнуть на дно моря, и рыбаку приходится долго бороться, пока рыбу не покинет жизнь. Если бы человек попался на рыболовный крючок, он бы, скорее всего, в мгновение ока прекратил сопротивляться.
«Ваювайцы должны быть как рыбы: сопротивляться до тех пор, пока кровь еще течет в теле. Ведь ваювайцы люди моря», – говаривал Кудесник моря.
Пока Ателей лежал на земле, он внимательно наблюдал за этим миром. Этот мир отличался от Ваю-Ваю цветом, запахами и звуками. Конечно, он отличался и от острова на море. Получается, что мир таков: ты преодолеваешь что-то, и он становится немного похожим, и в то же время не похожим на прежний мир. Ателея утешила мысль о том, что он смог осознать эту истину.
А потом он услышал шаги той женщины и увидел ее.
После того как Ателей освободился от земных оков, женщина снова и снова что-то говорила ему. По жестам Ателей догадался, что она просила его остаться там, где был, и дожидаться ее. Ателей не остался бы на месте, чтобы дожидаться ее, если бы у него не была сломана нога. Со сломаной ногой, понятное дело, далеко не уйдешь. Мало того, что ходить не сможешь, со сломанной ногой не будешь хорошим рыбаком, и нырять будет трудно. «Я больше не смогу быть хорошим ваювайцем», – думал Ателей. У него было такое чувство, что он потерял надежду, как чайка, пойманная куваной.
Даху
В тот момент, когда градины пробили крышу и упали в дом, Хафáй почувствовала тепло во всем теле, ее прямо пробрало до костей, совсем как в тот год, когда произошло страшное наводнение в Тайбэе. Она повернулась и увидела, что репортерская парочка все еще снимает, по глупости оставаясь на том же месте. Хафáй, не раздумывая, крикнула, чтобы они поднялись на чердак. Видно было, что эти двое не поняли, с чего это вдруг.
– Скорей, скорей, пока не поздно! – кричала им Хафáй.
А потом пришла большая волна.
Хафáй по опыту знала, что вторая волна намного больше первой, поэтому, как только первая волна схлынула обратно в море, Хафáй сказала им, чтобы быстрее выбежали на шоссе. А-хань взял камеру, взвалил Лили на спину, и, не оборачиваясь, пошел в сторону берега. Хафáй шла сзади. Оставшаяся позади волна снова незаметно поднялась.
На этот раз от одного звука волны люди впадали в ступор.
Стоя на подмытой водой больше чем на половину дорожной насыпи, Хафáй обернулась и увидела, как рухнула одна из стен «Седьмого Сисúда»… Стена рухнула, будто подчиняясь воле отступавшей волны.
– Ой, инá, инá, – пробормотала Хафáй, обращаясь к морю.
В тот год, когда произошло наводнение, инá с Хафáй вернулись обратно на восток Тайваня. Но они так и не поехали в родное селение, инá решила остаться в городе. Инá устроилась на работу в массажный салон, сняла небольшую квартиру. Каждое утро инá готовила Хафáй завтрак и ждала, пока та проснется.
Иногда Хафáй думала о том, вольны ли мы выбирать нашу жизнь, как считают многие? После того, как инá ушла из жизни, разве могла Хафáй выбрать другой путь, а не идти по ее стопам, работая в массажном салоне? Если бы Хафáй не работала эти несколько лет, как еще смогла бы она так быстро накопить деньги, чтобы построить «Седьмой Сисúд»? Наша жизнь иногда своего рода обмен: мы меняем то, что у нас есть, на то, что у нас будет в будущем, но чего нет в настоящем. Бывает, меняем одно на другое, а потом к нам снова возвращается то, что мы променяли однажды. Вот как размышляла Хафáй.
Когда Хафáй в ту ночь своими глазами наблюдала, как разрушился «Седьмой Сисúд», она не пролила ни слезинки. Пожалуй, она предчувствовала, что этот дом когда-нибудь придется вернуть обратно. В конце концов, не так уж и плохо возвратить его морю.
В тот день Дахý помог Хафáй подобрать кое-какие вещи, оставшиеся от «Седьмого Сисúда», затем поехал в университет, чтобы зарядить машину Алисы, вернулся и припарковал ее. После этого он подошел к Хафáй, сел рядом, вручил ей ланч-бокс. Взгляд Хафáй ни на секунду не покидал того места, где раньше стоял дом. Дахý спросил:
– У тебя есть где жить?
Хафáй лишь покачала головой.
– Поживи пока у меня. Я переезжаю в Тайдун, в селение, где живут бунун. Люди там решили строить традиционные дома, вот и я тоже такой построил. Построил, но не жил. Я могу в том доме пожить, а вы с Умáв поживите у нас, в доме дяди Анý. Там кондиционер, более-менее комфортно. Если Алиса вернется, и ей негде будет жить, я тоже предложу ей у нас пожить, – на одном дыхании выпалил Дахý.
Хафáй мотнула головой и сказала:
– Я в гостинице могу пожить.
– Не усложняй с деньгами. Надо экономить, чтобы заново отстроиться. Кто знает, может, восстановишь «Седьмой Сисúд».
Хафáй не кивнула, но и не покачала головой.
– Мы ведь еще живы, так? – Дахý начал запихивать собранные вещи в машину, потом открыл ей дверцу переднего сиденья.
Через много лет Хафáй казалось, что этот жест имел для нее особенное значение, так как в тот момент она просто не могла ничего решить самостоятельно и должна была положиться на кого-то другого, чтобы кто-то открыл ей дверь.
Они поехали на юг вдоль береговой линии. В машине Хафáй, повернув голову в сторону водителя, глядела мимо печального профиля Дахý на море за окном. Только тогда она увидела, что мусороворот накрыл практически все побережье. Солнце освещало берег скачущими пятнышками света, как будто украшая драгоценными камнями. Дахý всю дорогу не заговаривал с Хафáй, его дочь Умáв уснула на валявшихся как попало вещах Хафáй.
Подъезжая к городку Луе, Хафáй произнесла:
– Хорошо еще, что кофеварка осталась. – Дахý рассмеялся.
