– Ой, у меня вся семья боялась, потому что я похожа на этих жертв, про которых в Интернете пишут! – проворковала в камеру миловидная шатенка с распущенными волосами на прямой пробор и правильными чертами лица, которое эффектно обрамлял пушистый норковый капюшон. – Маньяки же всегда один и тот же типаж ищут. Я даже на лекции перестала ходить в университет. Теперь задолженности вот, а в деканате говорят, что неуважительная причина! Но я все наверстаю! Объявили ж уже, что этот Остряк так себе маньяк.

– Присоединяюсь к мнению жительниц нашего города, – вновь заговорила из студии Корсарова. – Анна Игоревна убедила нас в том, что человека, назвавшегося Остряком, надо перестать бояться и пора начинать жалеть. Интересно, хватит ли у него смелости написать нам в редакцию теперь?..

Видевшие эту передачу на телефонах Гуров и Брадвин одновременно подумали много запрещенных в эфире слов.

– Приеду в кабинет, фото всех, кто дал интервью, на доску с фотографиями жертв повешу. Чего зря время тянуть? – проворчал Брадвин.

– Кроме первой, – кивнул Гуров. – Немного не тот типаж.

– Да уж. Как и Корсарова. А жаль.

Служебная машина, в которой они ехали, поднималась по Алтынной горе к некогда прекрасным корпусам Областной клинической психиатрической больницы Святой Софии, выхлопотанным ее первым заведующим Самуилом Ивановичем Штейнбергом на призрение душевнобольных. У входа в административный корпус их встречал главный врач. Невысокий мужчина среднего телосложения, который носил дорогие очки, воплощал собой непоколебимое спокойствие и, казалось, видел людей насквозь.

– Олег Петрович Стаев, день добрый! – поспешил ему навстречу Брадвин. – Познакомьтесь: Лев Иванович Гуров, коллега из Москвы.

– Мы по поводу этой девушки, – перешел к делу сыщик и показал фото Ольги Вороновой. – Она приезжала в августе из Москвы.

– Пройдемте в мой кабинет.

Сидя в его кабинете, Брадвин листал список посетителей клиники за шестнадцатое августа, пока Гуров беседовал с врачом. Тот внимательно рассматривал фотографию:

– Красивая молодая женщина. У нас такие посетители редки. Публика в основном простая. Большинство сдают родственников в стационар, когда понимают, что больше не в состоянии тянуть эту лямку сами. Все это измученные, настрадавшиеся матери, сестры, бабушки, жены, дочери. Женская красота сбегает первой от таких забот.

– Как Воронова могла пройти к вам, если не знакома ни с одним из пациентов клиники?

– Видимо, назвалась чьей-то родственницей.

– Или договорилась с кем-то из персонала? – Голос Гурова стал жестким.

– Это исключено. Нашу медсестру недавно обвиняли в подобном. Был большой скандал. С тех пор контроль за сотрудниками еще ужесточили. И потом, – он показал глазами в угол потолка, – камеры для всеобщей безопасности у нас везде.

– Но записи так долго не хранятся, конечно?

– Конечно, – приветливо улыбнулся врач. – Аналогом нашей долговременной памяти служит журнал.

– Здесь, кстати, сказано, – вступил в разговор Брадвин, – что в тот день родных навещали восемь женщин: Инга Иванова, Елена Жаркова, Людмила Истомина, Ольга Шилова, Дарья Кротова, Анна Лазарева, Нурай Искакова и Ханна Гринблатт.

– Это несколько облегчает задачу, – уверенно откликнулся Стаев. Его пальцы пробежались по клавиатуре. – Видите ли, Инга Иванова и Нурай Искакова – матери наших постоянных пациентов. У Сергея Иванова параноидное расстройство личности, у Арсена Искакова – шизоидное. Оба лечатся у нас на протяжении многих лет. Федор Петрович Кротов поступил к нам около года назад. Его жена Дарья застала его за приставаниями к соседским девочкам. Заманил их конфетами в квартиру, предлагал играть в карты на раздевание. Неконтролируемое половое поведение на фоне болезни Альцгеймера. Дарья Семеновна приходит навестить мужа каждое пятнадцатое число месяца. Вы можете с ней поговорить. Елена Жаркова – сестра Евы Жарковой. Имя, увы, символично. Ева Дмитриевна названа в честь прародительницы рода человеческого, но забеременеть, увы, не может. Бог не дал, как говорится. У нее хронический невроз из-за бесконечных неудачных ЭКО. Тут вы можете пообщаться с самой пациенткой. Она все подтвердит. Жаркова обычно спокойна, когда разговор не касается вопросов зачатия или рождения детей. Ханна Гринблатт навещала брата. Он наркоман. Анна Лазарева мучится с отцом-алкоголиком. Ольга Шилова приходила к сыну, ставшему жертвой уличного нападения, что привело к острому ПТСР. В данном случае терапия дала положительные результаты. Тимофей давно отбыл домой. Людмила Истомина – единственная из этого списка, о ком я впервые слышу.

– Фамилия известной балерины, – Гуров внимательно рассмотрел электронную карту последнего пациента, о котором говорил Стаев, на мониторе, – тоже в пользу этой версии говорит.

– Действительно, весьма нетипичный для наших подопечных креатив. Что ж, – согласился врач. – Давайте попробуем понять, к кому она могла приходить.

– В нужной графе, – Брадвин показал журнал, – стоит только номер двадцать два.

– Это значит, что ФИО пациента неизвестны.

– То есть как? – удивился Гуров.

– То есть человек поступил к нам без документов. Видите ли, Лев Иванович, Саратовская губерния стала первой в царской России, где больницу «для скорбных главою» специально строили за городом. Дом умалишенных, где использовали железные цепи, смирительные рубашки и холодный душ, здесь новаторски превратили в психиатрическую лечебницу. Мы уважаем пациентов и помогаем всем, кто нуждается в помощи. К нам везут людей с аддикциями, которых находят в невменяемом состоянии на улице, потерявшихся стариков с деменцией. Они страдают, и мы не можем – даже при отсутствии страховых полисов и паспортов – им отказать.

– Можем ли мы поговорить с пациенткой номер двадцать два?

– К сожалению, это невозможно. Она умерла при весьма загадочных обстоятельствах, – Стаев отошел к кофемашине, – при весьма загадочных обстоятельствах два месяца назад.

Гуров увидел на экране монитора изможденное старческое лицо. Лицо постаревшей Лили Брик: высокий лоб под жиденькими ковылинками волос, вылепленные из засохшей глины скулы, кривые губы, водянистые глаза под рядком белых, как у петуха, ресниц.

– Чем она болела?

– Букет моей бабушки. – Стаев принес крепкий кофе, вазочку с кусками сахара, трюфели «Родные просторы». – Угощайтесь. Одно из преимуществ профессии врача. Нет недостатка в дешевом алкоголе и коробках конфет. В общем, Антонина Васильевна – мы ее так звали – поступила к нам пять лет назад. Ее нашли на улице, в районе Политеха.

– Технического университета имени Гагарина, – пояснил Гурову Брадвин.

– Да, так вот, – подтвердил Стаев. – Документов, денег, мобильного телефона при ней не было. Никто из родственников ее не искал. Это был день моего дежурства. – Он посмотрел в окно, будто нырнув в то время. – Вид у пациентки был недосмотренный. Очевидно, никто не следил за ее гигиеной, не ухаживал. И не кормил. Правда, такое происходит с нашими подопечными, увы, нередко. Но тут были следы побоев, связывания. Волосы местами вырваны. Слоистые ногти сломаны, как при попытке выбраться откуда-то. Синяки на шее. Рассказать о том, что ей пришлось пережить, несчастная женщина не могла.

Он опустил голову, переплел пальцы лежащих на столе рук.

– Она потеряла память