В октябрьском воздухе ощущалась бодрящая свежесть, на ясном небе сияло солнце. В Хардкасл-хаусе царила сумятица – настоящее испытание для слуг: приносились и уносились шелковые галстуки, яростно натирались башмаки, срочно менялось платье для Милли, которая опрокинула на себя завтрак. Тильда кружилась по дому, как юла; видимо, Блейз работала куда сноровистей, чем считали хозяева. Ингланды решили не нанимать новую горничную, сделав Тильду общей служанкой. Бедняжка едва справлялась с валом работы.

Я взялась отнести вниз поднос из-под завтрака и вышла из детской на лестничную площадку. Из спальни миссис Ингланд доносились громкие голоса. Спустя мгновение дверь ее комнаты распахнулась и оттуда вышел мистер Ингланд. Я услышала обрывок его фразы: «…поеду с детьми один!» Хозяин кинул на меня сердитый взгляд, как бы призывая разделить его гнев.

– Тильда! – рявкнул мистер Ингланд, свесившись через перила. – Тильда!!!

На лестнице мне навстречу с важным видом поднималась Тильда. Она нарядилась в лучшее платье, завила локоны и уложила их в красивую «ракушку».

– Тильда, помогите, пожалуйста, миссис Ингланд одеться. Нам выезжать через полчаса. Бродли готов? – проговорил мистер Ингланд.

– Полагаю, да, сэр, – ответила она и юркнула в комнату хозяйки.

Я вернула поднос на кухню. Миссис Мэнньон мыла посуду после завтрака. На ней был приталенный черный жакет и юбка, а под горлом красовалась янтарная брошь. Я единственная из всей прислуги оставалась в форменной одежде.

– Что за наказание! – воскликнула миссис Мэнньон. – Тильда носится как угорелая, Эмили пошла укладывать волосы и пропала, а я забрызгала мылом всю юбку!

– Оставьте посуду. Я помогу, когда уложу Чарли.

Я поспешила наверх, чтобы собрать детей. Ровно в половине одиннадцатого я выстроила старших у входной двери и сама с Чарли на руках встала рядом, надеясь, что его длинное белое платье не запачкается по дороге. Вскоре спустился мистер Ингланд: в темном костюме, в руке трость с серебряным набалдашником, над верхней губой ежик подстриженных усов. Слуги собирались возле каретного сарая, поэтому мы ждали только миссис Ингланд.

Спотыкаясь, она сошла по лестнице, явно чем-то расстроенная. На миссис Ингланд было платье цвета черничного мусса, на руке болтался шелковый ридикюль.

К моему изумлению, она протянула мне конверт.

– Вот, пришло вам вчера.

Я тут же узнала почерк Элси. Миссис Ингланд не потрудилась объяснить, почему отдает мое письмо лишь сегодня. Пробормотав слова благодарности, я сунула его в карман и повела детей на выход.

Мы приехали почти последними. Церковь оказалась не та, куда ходили Ингланды, и принадлежала другой конфессии. Я помогла детям подняться по ступеням и вслед за хозяином и хозяйкой направилась к специально приготовленной скамье впереди. Почти все места были заняты, и гости оборачивались на нашу процессию, двигавшуюся по проходу. В первом ряду со своей семьей сидел мистер Бут, который периодически кому-то кивал и махал рукой. Завидев меня, он улыбнулся, и я почувствовала, как заливаюсь краской.

Рядом со мной села миссис Ингланд. Склонив голову в шляпке, она неотрывно смотрела на свои руки в безукоризненно чистых перчатках. Мистер Ингланд усадил Чарли себе на колени. Малыша очень заинтересовали отцовские усы, и он стал их тянуть, чем вызвал умиление и смех гостей.

Вскоре заиграл орган, и все дружно поднялись. По проходу двинулась Блейз в сопровождении подружек невесты. Она была в простом платье кремового цвета с короткими рукавами, которое дополнялось перчатками до локтя и букетиком белых полевых цветов. Красиво завитые темные волосы прикрывала вуаль, а на губах сияла улыбка до ушей.

Жених и невеста начали произносить клятвы, и я, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, стала смотреть на композицию из розовых роз и затылки сидящих впереди людей. Кроме того, я волновалась за миссис Ингланд: переполненная лихорадочной энергией, она сидела как на иголках, открывала и закрывала псалтырь и не поднялась со скамьи, чтобы пропеть гимн. Даже ее дети вели себя достойнее.

Наконец, молодых объявили мистером и миссис Бут, и мы влились в медленный поток движущихся вдоль прохода гостей. Мистер Ингланд беспрестанно пожимал руки и обменивался приветствиями. Мы достигли выхода лишь через пять минут, и к тому времени, когда к нам подошел викарий в узкой черной сутане, миссис Ингланд куда-то исчезла.

– Кажется, мы не встречались, – проговорил священник, пожимая руку мистеру Ингланду. – Преподобный Джон Блекли.

Невысокий викарий кротко смотрел на мистера Ингланда сквозь очки в золотой оправе.

– Чарльз Ингланд. Рад знакомству, святой отец!

Пока мужчины беседовали, я стала искать глазами шляпку хозяйки, выделяющуюся в море черного и коричневого.

– Мы можем подойти к мистеру Буту? – обратился ко мне Саул.

– Да, – кивнула я. – Я вижу молодых вон там. Хотите их поздравить?

– А ты пойдешь с нами, няня Мэй? – спросила Милли.

Проверив, нет ли поблизости мистера Лоудена, я подвела детей к тесному кружку людей, обступивших жениха и невесту. Милли и Саулу выдали по горсти риса, и когда дети обсыпали зернами больше себя, нежели новоиспеченных супругов, все засмеялись. Мистер Бут притворился, будто его ранили, и дети развеселились еще больше.

Чарли с каждой неделей становился тяжелее. Я мечтала, чтобы малыш заплакал и я бы удалилась с ним в тихий уголок. Однако карапуз с любопытством взирал на праздничную суету вокруг.

– Мои поздравления! – бодро проговорила я.

– Спасибо! – ответил мистер Бут.

Блейз беседовала с пожилой женщиной и, снисходительно мне улыбнувшись, продолжила прерванный разговор. Мой взгляд упал на золотое кольцо на пальце новобрачной. Я повернулась к мистеру Буту, но, вероятно, вчера вечером мы исчерпали все темы для беседы. На щеках вспыхнул предательский румянец. Стакан воды оказался бы очень кстати.