Внезапно сбоку от него промелькнула крадущаяся тень. Сперва ему показалось, что это собака, которая отбилась от остальных, и он даже кликнул ее:

— Акбай, Акбай!..

Но тощее животное было ниже ростом, и повадка у него была иная, чем у собак.

Как ни готовился Вюши к схватке с врагом, он не сразу сообразил, что перед ним волк, а сообразив, — растерялся. Диким голосом закричал он на хищника, а тот шмыгнул за куст, и оттуда послышалось скрежетание и щелканье зубов.

Только теперь вспомнил Вюши о ружье, которое своей тяжестью давно оттянуло ему руку. Он торопливо наставил ствол на куст и спустил крючок. Раздался выстрел, и волк, припадая на заднюю ногу, бросился прочь. А Вюши был настолько ошеломлен случившимся, что забыл даже выстрелить зверю вдогонку. Все разыгралось в мгновение ока, и ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и осознать происшедшее. А когда он спохватился и принялся лихорадочно перезаряжать ружье, было уже поздно — зверя и след простыл.

Вюши чуть не заплакал от стыда и досады, что так нелепо все получилось. Представить себе только, как завидовали бы ему товарищи, если бы он привез с собой из пустыни шкуру собственноручно убитого волка! Так глупо упустить добычу! — сокрушался он.

Но тут из-за бугорка выскочили две собаки и промчались мимо него — одна вровень с другой — прямо по следам ушедшего хищника. Вскоре с той стороны, где они скрылись, послышались звуки борьбы и яростное рычание.

"Теперь ему конец!" — с удовлетворением подумал Вюши и уже направился было на помощь собакам, но тут его ни с чем не сравнимое любопытство не выдержало искушения и взяло верх над всеми остальными помыслами.

Зрелище, которому он стал очевидцем, действительно могло озадачить и заинтересовать хоть кого.

Длинные лучи автомобильных фар, ярким светом прорезавшие весь ятак, внезапно метнулись вправо, потом влево, а затем пошли выписывать вензеля вокруг барханов, тыкаясь то туда, то сюда и удаляясь все дальше и дальше от пастушьего стана. Это колхозный шофер, которому надоела его пассивная роль сигнальщика, включился в преследование врага со всем пылом бывалого танкиста. Он дал газ и так увлекся погоней, что не слышал уже ни отчаянного тарахтения бортов своей пустой полуторки, ни криков старого чабана, сзывавшего обратно не в меру горячую молодежь.

Укоризненно качая головой и улыбаясь себе в бороду, старик долго еще следил за мелькающими где-то далеко в пустыне пятнами света. Теперь он безустали скликал собак, и Вюши с завистью отметил, что старый чабан удивительным образом запомнил все клички.

Люди постепенно возвращались к тому месту, где Дурды-чабан развел небольшой костер. Из темноты стали появляться и собаки. Они приходили то в одиночку, то по две, по три. Наконец у костра собрались все, не было только шофера и той собаки, что вначале не знала, как надо драться. Долго ее звали на разные голоса, но вот и она приковыляла. Оказывается, волки ее поранили и бедное животное не могло ступить на заднюю лапу.

Немногим позже подъехала полуторка, и шофер присоединился к сидящим вокруг костра. Он рассказал, что, когда машина отдалилась от людей и собак, на нее напали четыре волка. Отвернув в сторону морды, они мчались по бокам и задними лапами на бегу забрасывали полуторку снегом.

Шофер быстро вертел баранку, стремясь наехать на них, но они ловко увертывались и, забежав с другой стороны, снова принимались за свое. Тогда ему пришла мысль выключить фары. Волки, которые прежде боялись света, оказались теперь впереди машины и принялись еще яростнее метать снег, но уже не в борта, а в радиатор.

— А мне только того и нужно было, — возбужденно говорил водитель. — Дал полный газ и сразу двоих переехал… Остановил машину и вернулся задним ходом посмотреть. Включаю свет и вижу, валяется только один. Другой, значит, живучий был и сумел удрать. Ну, я по этому, оставшемуся, проехался пару раз туда-обратно, чтобы уж не поднялся…

— Пошел небылицы плести! — с насмешкой заметил Джоммы Кулиев, гордый тем, что ему действительно удалось только что убить здоровенного волка.

— Это уж почище, чем твои россказни будет, — смеясь, обратился Овез к Вюши, который незадолго до этого подошел к костру и поведал друзьям о своей победе над волком. Правда, он так и не сумел найти подстреленного им зверя, но ведь кругом темно!.. Утром-то он докажет.

Шофер и Вюши обиженно промолчали. Однако Дурды-чабан, который сидел чуть поодаль и. беспокойно оглядывался по сторонам, неожиданно вмешался в разговор и взял шофера под защиту.

— Так оно и есть, — говорил он. — Я еще от отца слышал, что гелекурты, прежде чем напасть на одинокого всадника, стараются запорошить ему снегом глаза.

— Пожалуй, теперь, после всей этой суматохи, они уже не сунутся больше, — сказал Хошгельды, у которого тоже был один волк на счету.

Но старик и на этот раз возразил.

— Нет, сын мой, — обратился он к молодому агроному, который очень Понравился ему своими решительными действиями. — Не скажи!.. Это такие негодяи, что если уж почуяли запах баранины, ни за что не отстанут, хоть стреляй у них над ухом из пушки. Только теперь они, наверно, оттуда придут, — указал он рукой в ту сторону, куда повернули свои морды собаки…

Не успел Дурды-чабан договорить, как из пустыни донесся заглушенный расстоянием протяжный вой, дважды затем повторившийся. Все стадо заволновалось, бараны сразу вскочили на ноги, хвосты у них дрожали.

Старик, его помощник и подпасок бросились успокаивать их, произнося какие-то привычные возгласы, очевидно понятные животным, потому что они вскоре снова легли.

Дурды-чабан спустился с бархана к костру и объяснил:

— Это их вожак сейчас выл… Голос подает — созывает свою стаю.

— Ну, многие уже не придут на его зов, — отозвался Овез. — Сколько их осталось!

И опять старик не согласился:

— Нет, мы и половины не уничтожили. А потом, даже если всего пять штук таких заберется в ятак, — все равно всему стаду конец. У них ведь как заведено? Загрызут барана, бросят принимаются за другого. А когда они голодные, их и смерть не страшит.

Дурды-чабан снова расставил посты, протянувшиеся цепочкой костров с подветренной стороны ятака. Настороженно вглядывался Хошгельды во мрак, силясь уловить вдали малейший признак движения.

Луна хоть и появилась, но вместе с ней возникло множество обманчивых теней. Каждый куст кандыма, черкеза или селина приобрел таинственность, превратился в живое существо,