Шрифт:
Закладка:
Животное вживую выглядело намного более впечатляющим, чем на видео, даже сейчас, когда медленно шло. Что же будет, если начнёт перескакивать, как это умеет?
— Он предупреждает, но нападать не планирует. Пока.
Опять это дурацкое «пока».
— Чего хочет?
— Хочет показать, что он тут хозяин.
— Но это он зря. Его дом не тут, и придётся пройти через депортацию посредством разлома, — усмехнулся я.
— Он так не считает, — нахмурилась Агата. — Он уверен, что дома. Он тут главный. Стоп… — она подняла указательный палец, а другой рукой потёрла лоб. — Слышу и других. Они тоже уверены, что это их земля. Странно…
И тут я краем глаза заметил тень. На скале показался ещё один белоснежный силуэт. Самый крупный. Самый главный. Не нужно быть гением, чтобы это определить. Он держался солиднее всех и занял самую высокую точку. И, конечно, была ещё одна деталь, не оставляющая никаких шансов сомнениям.
Его красные глаза горели жаром адской бездны. Не в прямом смысле, но сияли так, что когда он поворачивал голову, от них оставался мерцающий шлейф света, пульсирующий и зловещий. Огнено-алый. Беспощадный.
— А вот этот может напасть… — прошептал я.
— Не знаю… — Агата нахмурилась, и я впервые заметил в её глазах страх. — Не чувствую его. Совсем. Он закрыт. Но он что-то говорит им, — мотнула головой в сторону на остальных остроклыков, прижавших уши, коих стало видно уже в количестве трёх особей. — И они слушают. А меня больше нет…
— Эй, блоховоз! — рявкнул я, нарушая стайную идиллию. — Спускайся, потолковать нужно!
И в следующее мгновение огненные адские глаза смотрели на меня пристально на расстоянии пятнадцати сантиметров. Ровно столько места хватило, чтобы вытянутая остроклыкая морда застыла напротив меня, но умудрялась не коснуться своим носом моего.
— Р-р-р-р-р-р… — жаркое дыхание с запахом пережёванного свежего мяса обдало мне лицо.
— Соблюдай дистанцию, — не теряя самообладания произнёс я, понимая, если голос дрогнет, останусь без лица вовсе.
С бродячими собаками и с сумасшедшими нельзя давать слабину. С ними и зрительный контакт устанавливать нельзя, но с этим пунктом было уже поздновато. Два пылающих уголька смотрели мне прямо в душу, ища за что зацепиться.
Глава 20
Это была схватка воли, не более. Ни один из нас не собирался нападать, и оба это знали. Но уступить никто не мог. И если второй перейдёт черту — то первому придётся атаковать, даже если ввязываться в это не хочется.
Огромный белошёрстый пёс смотрелся величественно и грозно. Камни, на которых он стоял, позволяли ему поравняться со мной ростом. Если бы он стоял на земле, то был бы мне примерно по грудь.
Пылающие огнём глаза устрашали, но в них не чувствовалась жажда крови. Когда он убивал, он убивал ради пищи. И даже если получал от этого удовольствие, то от азарта погони и осознания, что его стая вкусно поест, ни по каким другим причинам.
Поэтому сейчас, когда напротив моего лица большой чёрный мокрый нос пытался выловить все запахи, чтобы определить намерения и то, какой я человек, мне оставалось лишь сохранять самообладание и не делать резких движений. Сморщенная шерсть на переносице вожака, обнажённые клыки и горячий язык, которым он облизал кончик носа, когда в очередной раз скалился, нервировали, но не настолько, чтобы я был готов атаковать.
Нас окружали плотнее, и теперь количество особей дошло до пяти, включая вожака. Шестого заметил краем глаза в отдалении, и это, скорее всего, был «ребёнок». Молодой долговязый остроклык неловкой выглядывал из-за ствола дерева и тоже пытался скалиться, подражая лидеру.
— Мы пришли пообщаться. Не для драки, — заговорил я, считая, что время пришло.
Остроклык слегка опустил морду, чтобы длинный нос не мешал видеть выражение лица чужака, осмелившегося заговорить.
— Отойди и давай решим всё на месте.
Он тихо утробно прорычал, и мне не понравилось.
— Он не понимает, — жалобно простонала Агата.
Сделав глубокий вдох, я осторожно развёл руки в стороны ладонями к земле, чтобы нащупать что-нибудь полезное, что можно использовать, если всё-таки наступит момент, когда придётся испортить красивые белые шубки.
Но вожак вдруг задрал морду и повёл носом по окружности, вдыхая запахи, исходившие и от меня, и от Агаты, что стало ясно по горящему взгляду волка. На мгновение показалось, найди он в нас трусость, агрессию или подлость — тут же атаковал бы и стёр с лица земли. Но, кажется, ничего такого не встретилось, и поэтому остроклык, к нашему удивлению, отступил, развернулся и, описав круг, опять уставился на меня, но на расстоянии метра. А затем сел.
Горделивая поза долговязого существа делала его похожим на египетское божество. Остальные, последовав его примеру, усилили впечатление, будто нас с Агатой окружили красивые статуэтки из белого мрамора.
— Вы — из другого мира, — начал я, пытаясь услышать зов разлома и почувствовать сияние, которое те обычно излучают.
Но джунгли остались глухи к моей просьбе. Шум воды, листвы и звуки, издаваемые другой живностью, сливающиеся в единую симфонию, перекрывали разлом, если он был на острове, а не в воде или где-то ещё.
— Вы должны вернуться в свой мир.
Вожак вздёрнул губу, опять обнажая клыки, хоть и не так агрессивно.
— А это он, кажется, понял, — обратился я к Агате, которая лишь пожала плечами. — Попробуй пробиться к остальным, если лидер закрыт. Вдруг удастся отвлечь их или подчинить.
Агата кивнула, хмуро и серьёзно. А вожак, почуяв подвох, опять поднялся на лапы и низко опустил голову. Я выставил руку вперёд, предупреждая и запрещая подходить ближе.
— Вы должны уйти в свой мир, откуда пришли. Вы здесь чужие, — ровным спокойным тоном произнёс, глядя в огненные глаза.
И что-то произошло. Будто попав под влияние гипноза, почувствовал, что деревенею, не имя возможности шевельнуться. Пропали все звуки, запахи, и через мгновение — пропали окружавшие нас джунгли. Осталась лишь пустота и камни, на которых стоял остроклык.
«Кто бы говорил. Чужак…» — услышал я в своей голове голос. Это даже были не слова, это было осознание истины. Мой внутренний голос прорвался наружу, обличая истинную природу, или…
«Уходи. Чужак».
Остроклык распрямился, поднял пушистый хвост, вытянувшись струной. В длину от носа до кончика хвоста он был около двух с половиной метров.
«Уходи. Или смерть».
