Рядом с ним нестерпимо хотелось стать лучше. Конечно, у меня с самого детства имелись цели и стремления, но близость Андрея преображала, усиливала и увеличивала их количество.

Обнявшись, мы могли молча часами сидеть в парке и наблюдать за мерным движением облаков на небе. Нам не всегда требовались слова. Это не значило, что мы не общались. О, нет-нет. Порой мы болтали без умолку и не могли остановиться. При этом часто понимали друг друга с полуслова. Я начинала предложение, а он его заканчивал. Да, возможно другими словами, но суть, сама мысль была одна.

Если мы находились в одном и том же пространстве, то словно чувствовали друг друга. Это выходило как-то само по себе. Непроизвольно. Как волшебство.

Что-то щелкало внутри. Я резко поднимала глаза или поворачивала голову и тут же встречалась с его взглядом. И сразу ловила на его губах улыбку. Самую красивую улыбку на свете. Во всяком случае для меня. Она плавила все мое нутро. Перед ней у меня никогда не было ни единого шанса.

Но больше всего потрясало то, что эта улыбка возникала из-за меня. Она принадлежала мне. И это сводило с ума. Я боялась, что однажды, проснувшись, узнаю, что все случившееся лишь привиделось мне, показалось.

А он только и делал, что доказывал, насколько беспочвенны страхи и сомнения. Поступками и словами воспламенял меня изнутри. Повторял, чтобы не смела сомневаться. Никогда.

И снова это недолговечное «никогда» … Горько смешно.

Я честно не понимала, что Зимний нашел во мне. Почему обратил внимание. Ведь я не столь яркая, как та же Уля, например. В моем характере нет той силы противостоять общественному мнению, которая бурлит в Дарине.

Я обычная, тихая и часто лишь плыву по течению…

Но он все же выбрал меня.

Когда Андрей шептал на ухо:

— Люблю тебя, принцесса, — то моя душа поднималась к звездам, рассыпалась на атомы, искрила от счастья.

Сердце вспыхивало, стоило ему посмотреть затуманенным взглядом. Тем взглядом, в котором обнажаются самые тайные желания.

Он никогда не давил на меня в плане близости. Но любил искушать. Ему доставляло удовольствие смущать наивную Северину. А мне бессовестно нравилось слышать про бесстыдства, которые он обещал однажды со мной проделать.

Я говорила ему: «Прекрати.» Но внутренне молила: «Прошу говори, только не останавливайся.»

И он знал. Он видел все в моих глазах. Он считывал меня, как раскрытую книгу. Возможно, мне следовало оставаться загадкой, но я не могла. Не перед ним.

У него имелось полно возможностей довести дело до конца. Множество случаев, когда он мог бы слегка надавить. Лишь слегка, большего не требовалось. Ведь я теряла контроль над разумом, стоило ему только начать нежно целовать мою шею. И полностью его лишалась, когда поцелуи Зимнего жадно поглощали мои стоны и дыхание.

Я так часто была на грани, что стыдно признаться… И я так часто была готова эту самую грань перейти. Но Андрей, именно он, а вовсе не я, всегда находил в себе силы остановиться. Порой вызывая внутри меня невысказанный протест и острое разочарование.

— Знай, я хочу этого в тысячу раз сильнее, чем способна захотеть ты, принцесса. Но я также хочу, чтобы ты была полностью уверена в своем выборе. Не хочу, чтобы ты потом пожалела. Потому я готов ждать столько, сколько тебе потребуется.

— А как ты без этого обходишься… Тебе, наверное, сложно… Ведь вы, парни… Ну… вам это очень надо и…

— О, — покусывая мочку моего уха, посмеиваясь, отвечал Андрей, — Моя правая рука может творить чудеса, малышка. Тебе не о чем переживать.

Он специально заглядывал в мои глаза, желая увидеть реакцию. А я пунцовая, пыталась спрятать лицо у него на груди.

— И когда моя рука умело работает, то в моих мыслях всегда только ты, Северина. А ты?

— Что я? — непонимающе переспрашивала я.

— Ты думаешь обо мне, когда трогаешь себя?

— Я не… — кажется, даже кислород было трудно вдыхать. — Я нет. Андрей, я никогда…

— Никогда? — переспросил он.

— Прекрати.

— Почему?

— Мне стыдно.

— А если так?

Его пальцы неожиданно оказались на самой чувствительной точке моего тела, а губы нежно коснулись шеи.

— Андрей…

— Ты не представляешь, как я польщен и как я горд узнать, что мои пальцы были у тебя первыми. Но я великодушно готов сделать исключение и для твоих, — глухо шепнул он, заставляя сжать бедра. — Только есть одно важное условие.

От его прикосновений мир вокруг начал кружиться, и я обеими руками крепко обняла его шею.

— Представлять можно только меня, малыш. — эти слова ударили в голову вместе с пиком наслаждения. — Только меня и никого больше.

Глава 32

Сквозь стеклянную стену вип-зоны наблюдаю за буйством танцующих тел. Они плавно двигаются там внизу, на танцполе. Извиваются, сплетаются, разлучаются. Свет софитов скользит по ним, словно по морской глади. Выискивает русалок, утроивших иступленные пляски на глубине.

Кажется, веселье так близко, стоит только протянуть руку. Но на самом деле я бесконечно далека от него. Между нами миллионы световых лет.

На втором этаже здания музыка не так сильно обескураживает, как на первом уровне, но все равно осязаема. Она будто течет по стенам и извивается под ногами. Дышит рядом с тобой и иронично усмехается прямо в лицо.

Час назад я опасалась, что оглохну. Стоило нам с Левой войти в клуб «Оазис грешника 911», как я машинально приложила ладонь к правому уху. Но на вопрос Золотого, все ли хорошо, только улыбнулась и быстро кивнула.

— Точно? — с весельем уточнил он.

— Да. Просто немного непривычно, — стараясь перекричать шум, попыталась ответить я.

Сегодня его день рождения. Его праздник. И я точно не собираюсь выказывать какие-то недовольства. Это будет неправильно, вопиюще невежливо.

Если моему другу здесь нравится, значит, мои уши вполне могу перетерпеть этот вечер. К тому же я здесь только ради Левы.

Однако не могу отрицать возникшего в душе небольшого чувства разочарования, от того, что Золотой не пригласил Дарьяну поехать с нами.

Меня мучает вопрос, что именно она хотела сказать?

Почему приехала столь внезапно? Буквально за пять минут прислала сообщение, что подъезжает к моему дому.

И