города? – с тревогой во взгляде спросила Аликс. Пытаясь удержать меня в сидячем положении, она закинула мою руку себе на плечо, ее голова прижималась к моей груди. – Что, если эти двое с самого начала планировали напасть на вас?

19. Садорра

Унаи

Октябрь 2019 года

Когда я добрался до моста в районе Гамарры, территория была оцеплена, и криминалисты приступили к осмотру места происшествия. Не знаю, кто позвонил в СМИ, но две женщины-репортера уже освещали перед камерами событие, о котором я пока не имел ясного представления. Мальчик. Какая-то бессмыслица…

Когда Пенья поздоровался со мной, рука у него тряслась так, словно отбивала барабанную дробь. Очевидно, детские смерти действовали на нервы и ему. Мальчик в бочке, брошенной в реку… Непохоже на случайное убийство. Если здесь не было никакого умысла, тогда не знаю, куда смотрит Бог. Впрочем, в эти осенние дни Бог, похоже, был слишком занят, устилая опавшими листьями дорогу к безумию.

Я подошел к каменному мосту, сложенному из огромных цементных блоков, которые тянулись через реку подобно башенкам на водной стене. Садорра текла довольно быстро, в ее зеленых водах отражались плакучие ивы, росшие вдоль берега. Их протянутые в безнадежной мольбе ветви-руки доходили мне до талии и частично закрывали обзор.

Двое полицейских-водолазов суетились вокруг деревянной бочки. Они вытащили мальчика, а рядом, на специально разложенном куске пленки, лежали трупы мертвых животных с намокшими шкурами.

– Никогда не видел ничего подобного, босс, – прошептал Пенья. – Парня утопили. Когда его достали из бочки, он был уже мертв. Его запечатали там вместе с собакой…

– Кошкой, петухом и змеей, – закончил я.

– Откуда ты знаешь?

– Прочти, наконец, чертову книгу! Это казнь в бочке, которую власти королевства Наварра применяли в двенадцатом веке.

– Какой псих станет убивать подобным образом в наши дни?

– Не задавай мне вопросов, на которые, как тебе известно, у меня нет ответов, – нехотя пробормотал я. – Личность ребенка установили?

– Спроси Мугурусу. Территория большая, они еще не закончили. С минуты на минуту прибудут судья с секретарем, чтобы забрать тело. Парня вытащили из бочки, на случай если он жив, но… Кто-то сообщил, что в реке тонет бочка и слышен лай. Никаких криков. Видимо, собака продержалась дольше остальных.

Я подошел к распростертому на земле мокрому телу в белой куртке с капюшоном и опустился на колено, стараясь не привлекать внимания коллег, которые нумеровали и фотографировали десятки следов вокруг.

«Здесь кончается твоя охота и начинается моя».

Я поднял голову. Мне становилось плохо от вида мертвых детей. Лицо мальчика покрывали царапины, а волосы… Его волосы были выкрашены в синий цвет.

Это было хуже, чем удар в живот.

Передо мной лежал не просто случайный мальчик, а Матусалем.

Убийца отправил на тот свет Матусалема.

* * *

Его похоронили на кладбище Сальвадора, среди пшеничных полей и комьев вспаханной земли. Четверо друзей-скейтеров несли гроб, передвигаясь на своих досках, словно плывя через океан могил. Группа уличных художников нарисовала на крышке гроба огромного библейского патриарха среди кипарисов. Полагаю, на хакерских форумах ему тоже отдали дань уважения.

Кучка девушек утешала круглолицую девочку с синими волосами, которая обхватила себя руками за талию, словно пытаясь согреться. Я сразу понял: это подруга Матусалема.

И впервые мне на ум пришли слова, которыми он всегда встречал мои просьбы о помощи в очередном деле. Прежде я не думал о Мату как о человеке с семьей, девушкой, друзьями. Для меня он был редким и ценным инструментом, с которым нужно обращаться при помощи перчаток, пинцета и ювелирной точности.

Никогда не забуду, как эта девушка смотрела на гроб Матусалема. Словно не веря в происходящее.

Я хотел чувствовать то же самое.

Если б я снова мог так смотреть на смерть, это означало бы, что я не привык терять близких. Скольких уже не было рядом: моих родителей, бабушки, Паулы и двух моих нерожденных детей, Мартины, Хоты, Ньевес…

Я вздохнул и подошел к девушке после того, как остальные ушли.

– Мои соболезнования. Ты его подруга, да?

– А ты Кракен, – выпалила она.

Мне показалось, я увидел упрек в ее опухших глазах, хотя, возможно, это было лишь отражение моих собственных угрызений совести.

В любом случае ее ответ меня удивил. Я всегда считал, что Матусалем держит наши отношения в тайне. Хотя, когда тебе двадцать, ты, вероятно, делишься со своей половинкой всем, чем можно и нельзя. Однако чувствовал я себя паршиво.

Я попрощался с ней легким наклоном головы и отошел. Находиться рядом с эпицентром горя было невыносимо.

Неужели Матусалем погиб из-за меня, из-за моего поручения? Или он стал еще одной жертвой садиста, ищущего параллели с «Повелителями времени», и фамилия Матурана обрекла его на смерть?

Эсти, Милан и Пенья бросались в глаза, как лисы в курятнике: сидя в машине на стоянке, они фотографировали всех, кто входил и выходил с кладбища. Я был совершенно дезориентирован. Бросив попытки наблюдения за окружающими, я просто хотел, чтобы этот день поскорее закончился.

– Что происходит, Кракен? – обратился ко мне Лучо, когда гроб Матусалема занял свое место в ряду ниш. – Не хочешь ничем поделиться?

– Не сейчас, Лучо, – прошептал я.

Он будто не слышал.

– Знаю, знаю. После двойного убийства в дольмене судья требует соблюдать тайну следствия. Вы не говорите нам ни слова, но люди хотят знать, в чем дело и стоит ли беспокоиться. Смерть этого парнишки вызвала у многих тревогу…

– Кто вам сообщил? – спросил я.

– Не имеет значения. Какие-то местные из Гамарры гуляли поблизости, когда приехали «скорая» и машины криминалистов и территорию оцепили. Любой, у кого есть мобильный телефон, может сделать фото, поделиться им в соцсети, и информация попадет к нам. В наши дни каждый является потенциальным источником.

Ничего определенного, вполне в стиле Лучо. Большего от него не добьешься, да мне и не хотелось. Я повернулся с намерением отойти от могилы.

– С нашей стороны ничего не могу сообщить. Ведется расследование. Ты все узнаешь из пресс-релиза.

Взглядом, который бросил на меня Лучо, можно было отравить пару водохранилищ. Я ушел, оставив приятеля позади. Мне осточертели кладбища.

И тут я увидел его.

Он сидел чуть в стороне, на надгробии, и, похоже, ждал меня.

Тасио Ортис де Сарате.

Человек, приговоренный к двадцати годам заключения за двойное убийство в дольмене, который клялся в своей невиновности до тех пор, пока я не решил его выслушать. И который после освобождения сбежал в Штаты.

Прячась за дорогими солнцезащитными очками и приталенным костюмом, он жестом пригласил