время. «Когда же это время наступит?», – спросила я в ответном послании. «Будем надеяться, что однажды наступит», – уклончиво ответил он в письме, отправленном из сирийского города Алеппо. И я продолжала надеяться.

Вскоре оказалось, что Эрвин умеет делать больно не только Британскому Борову. На этот раз указующий перст нашего нового вождя нации ткнул в сторону турецкого президента Иненю. В газетах моего мужа превозносили как борца за права угнетенного курдского народа, а турок выставляли такими исчадиями ада, что лучше них себя ведут даже крокодилы и гиены. Стоило Эрвину сказать: «Я пришел дать вам свободу», как к нему тут же сбежалось просто невероятное количество разных добровольных помощников.

Так прошло еще недели три. А потом к нам в дом пришли сотрудники «штази»[11] в цивильном и велели собирать все самые ценные вещи, которые дороги нам как память. Выяснилось, что Эрвин вызывает нас к себе – и не куда-нибудь, а в мир будущего, где ему дали очередное очень длительное задание. Когда Манфред узнал, что мы едем к отцу, да еще и в двадцать первый век, да еще и надолго, он, обычно тихий и сдержанный, просто запрыгал от восторга, издавая радостные вопли – так он когда-то давно, будучи малышом, выражал свою радость. И я с улыбкой смотрела на него, чувствуя, как оживаю. Неужели это правда? Неужели мы больше не будем разлучены с моим супругом? Господи, как же я об этом мечтала!

Будущее… Теперь я увижу его собственными глазами! Уж чего-чего, а этого я совсем не ожидала. О двадцать первом веке мне было известно много всякого, и потому я не была уверена, что мне там понравится… Но все же я буду рядом с мужем. А муж мой – один из тех, кто будут менять окружающую действительность этого будущего… Подумать только – я попаду в число тех немногих счастливчиков, что имеют право воспользоваться межмировыми Вратами!

Я быстро накидала в чемодан вещи. Манфред же вышел к машине, держа в руках свою гордость – фанерный самолетик, над которым он работал долго и старательно. «Я покажу его папе!» – сказал он.

И потом всю дорогу он бережно держал свой самолет на коленях и мечтательно улыбался, представляя, как удивится отец и будет гордиться таким толковым сыном.

Путь в двадцать первый век оказался необычайно быстр и стремителен. Новое начальство ценило Эрвина ничуть не меньше старого, поэтому за нами на аэродром Швехат прислали двухмоторный самолет, и всего через три часа мы прибыли на нем нас в советский город Сталино, рядом с которым располагаются врата в иной мир. Еще два часа езды на легковой машине – и вот мы, вместе с несколькими людьми, уже садимся в мотовагон, курсирующий по однопутной дороге, проходящей через врата. И все то время пока мы готовились, а потом ждали разрешения начать движение, с той стороны, из двадцать первого века, сплошным непрерывным потоком двигались товарные вагоны и платформы с техникой самого разного гражданского назначения. Если дать волю воображению, то это Врата можно было принять за Рог Изобилия, извергающий в наш мир саму квинтэссенцию материального богатства.

Наконец путь освободился, им мы тронулись…

Эрвин встречал нас на той стороне – мы сразу увидели его из окна вагона. Манфред прошептал: «Папа…», и стал махать ему рукой, хотя тот вряд ли разглядел нас за стеклом, да еще на изрядном удалении.

Но вот мотовагон остановилась, и мы вышли. Куда делась обычная флегматичность моего почти взрослого сына… Он бросился к отцу и буквально повис на нем, не выпуская из рук свой самолет. Присутствующие рядом улыбались – видимо, сцена показалась им очень трогательной. Наконец Манфред отпустил отца, и супруг смог меня обнять. Я немного стеснялась проявлять свои чувства при посторонних, поэтому наши объятия получились не столь горячими, как хотелось. Но это ничего… Я знала, что мы еще успеем намиловаться.

Нас поселили в домике командующего. Мне было совершенно безразлично, что это жилище далеко не столь роскошно, как наша вилла. Оказалось, что роскошь и комфорт не имеют никакого значения, если при этом есть возможность быть рядом с любимым супругом… Собственно, это не такое плохое жилье: тут тепло, несмотря на осеннюю погоду, есть несколько комнат, ванная с горячей водой, ватерклозет и кухня с множеством полезных приспособлений, чрезвычайно облегчающих жизнь домашней хозяйки. Когда я изучила все инструкции на немецком языке, приложенные к этим аппаратам, мне показалось, что я как минимум закончила университет.

И вот уже неделю мы живем в этом временном полевом лагере, в котором частная военная корпорация моего Эрвина готовится выполнить свое последнее задание – прибыть в местную Германию и вышвырнуть оттуда наглых янки и лаймиз, оккупирующих ее уже семьдесят пять лет. Эрвин относится к этому поручению со всей серьезностью, так что видимся мы с ним только поздно вечером, когда он приходит в наш домик с учений, и рано утром, когда я наскоро собираю ему завтрак, прежде чем отправить на службу. Но я не в обиде, потому что Эрвин всегда рядом, просто он всегда очень занят. А то, чем он занимается, внушает мне гордость и благоговение. Я и сама почувствовала свою значимость как супруга такого человека… Словом, жизнь для нас с Манфредом приобрела яркие краски, а муж был счастлив и спокоен, что мы рядом.

Здесь живут и семьи других офицеров, ведь теперь всем нам предстоит жить в этом мире. Мой сын уже успел подружиться со многими детьми. Манфред вообще стал каким-то более оживленным и жизнерадостным, почти всегда улыбается… Он учит русский язык, и делает большие успехи.

А сегодня произошло очень важное событие. В полевой лагерь приехал президент Российской Федерации… И не просто приехал, а имел разговор с моим мужем… Сам этот факт наполнил меня гордостью. Мой Эрвин – важная персона, с ним совещается главное лицо России будущего! Когда же я смогу к этому уже привыкнуть?

Я ощущала себя такой счастливой, как никогда.

Встречу моего мужа с главой Российского государства мне посчастливилось наблюдать воочию. Что характерно – не было никакой помпы, все происходило довольно буднично. В лагерь приехала черная машина, блестя в лучах скупого осеннего солнышка. Удлиненный корпус и обтекаемая форма автомобиля, а также его почти беззвучный ход создавали ощущение легкости и делали его похожим на какого-то степного хищника, вроде пумы или ягуара. И я предположила, что тот, кто сейчас появится перед моим взором, имеет нечто общее с этой машиной.

Так и оказалось.