Так что дал себе зарок больше не пить, по крайней мере с Осипом и Тарасовым. Все равно придется употреблять. Тут же похожий принцип, который мне говорил мой коллега, который долгое время жил и работал в одной сопредельной стране: колы людына не пье, то вона хворая, али падлюка. И я знал, что к Сперанскому в иной реальности относились предосудительно в том числе и потому, что он ни с кем даже вина не пил. Не по-русски это, не пить в высших эшелонах власти. Мне не верите? Спросите у Петра Великого! Там генералом из сержанта станешь, если царя перепьешь. Впрочем, история умалчивает, удавалось ли это кому-то. Петр Алексеевич был могуч в пьянстве, и не только.

Десятого мая я опасался, как будут развиваться мои отношения со вчерашними собутыльниками. Что было в бойцовском клубе, в нашем случае «клубе пьянчуг», то в бойцовском клубе и остается. И тут, на удивление, братья по бутылке проявились честность и никоим образом не стали акцентировать внимание на произошедшем.

Так что работа продолжилась и я очень надеюсь, что поместье Белокураково «выстрелит». Когда это произойдет, есть мысли, что с этим делать дальше. А чем не бизнес? «Передайте свое имение нам в руки на три года и оно станет приносить вдвое больше денег, чем раньше» — такой лозунг. Ну и свой процент с этого. Создать команду управленцев, которые могли бы быстро и качественно провести аудит, подготовить бизнес-план развития и ездить с ними «по гастролям».

Как по мне, если грамотно провести поиск клиентов, то подобное возможно за процентов десять от прибыли поместья. Сколько таких занятых помещиков, которые почти и не занимаются обустройством своей собственности? Много, очень много. Да, везде есть управляющие, старосты деревень и другие административные единицы, но не обязательно же выгонять и увольнять, только помогать и контролировать.

— Борис Алексеевич, подите к себе в комнаты! — потребовал раскрасневшийся князь, врываясь к нам на занятие.

— Да, конечно, папа, — сказал на языке французских революционеров Куракин-сын и спешно вышел, подхватываемый своим «дядькой».

— Михаил Михайлович, проследуйте за мной! — приказным тоном потребовал Алексей Борисович Куракин.

Ничего не отвечая, я, степенно, но не мешкая, направился к выходу. Два лакея спешно открыли передо мной дверь и я, с гордо поднятым подбородком, а иначе было и не возможно из-за стоячего воротника, направился в кабинет князя.

— Владыко! — в кабинете сидел митрополит Новгородский и Ладожский Гавриил. — Благословите!

Спешно, словно отмахиваясь от ненужного, митрополит пробормотал благословение, ну а я облобызал его руку. Антисанитария полная!

— Я желал говорить с тобой, сын мой! — начал разговор Гавриил, а вот князь присел на стул в углу и превратился в предмет интерьера.

— Я всегда рад вашему вниманию ко мне, владыко, — поддерживал я учтивый тон.

И тут меня стали вербовать. Вот правда, я же знаю некоторые принципы, как это делается. Гавриил обкладывал меня по всем статьям, обещал обильные осадки в виде золотого дождя с градом из бриллиантов.

— Не могу говорить я, сын мой, все в руках Божьих, но зная тебя, и митрополитом станешь. Ну а не примешь постриг, так в миру все жестоко и никто тебе не протянет руку помощи, как это сделают братья во Христе, — заканчивал свой продолжительный спич митрополит.

— Ведаю я, владыко, как Церковь наша праведная радеет на благо Отечества. И у меня так же есть цели: я желаю сделать многое для императрицы нашей матушки. Много беззакония чинят государевы люди, судят людей зачастую, как сами того измыслили. А я сие пресечь желаю, владыко, в том и вижу свою благодетель и радение на общее благо, — отвечал я и, ведь верил в то, что говорю, от чего слова звучали проникновенно, правдиво.

— Да пойми же ты, Михайло! Ты для них всегда будешь «поповичем», никогда не станешь своим, — было видно, что Гавриил уже сдавался, скорее всего митрополита утомили разговоры с князем, а тут и я зубы заговариваю.

И тут я проникся этим человеком в рясе. Гавриил так тепло, по-отечески посмотрел на меня, как может смотреть отец, вдруг осознавший, что его сын повзрослел и заимел право на собственные решения. Непроизвольно я встал на колени возле митрополита и вновь прильнул к его длани.

— Спасибо, отче! — сказал я, не видел, но почувствовал, что на лице мужчины проступают слезы.

Через несколько секунд я почувствовал, как одинокая слезинка сильного и властного мужчины ударилась о мою макушку.

Так мы стояли и сидели с минуту, а после митрополит грузно выдохнул и встал.

— Алексей Борисович, ты ентого заблудшего не забижай! Ну а коли что, так я тут буду. Отступных семинарии платить не нужно, не бедствуем с Божьей помощью, — сказал Гавриил и решительно вышел из комнаты.

На Куракина было жалко смотреть. После того, как вышел митрополит, он осунулся и выглядел очень уставшим человеком.

— Ну, говори, Миша, что думаешь, как мне поступить? — спросил Куракин.

Эта песня хороша, начинай сначала! Сколько уже оговорено, сколько аргументов приведено в пользу того, что нужно именно сейчас ехать к Павлу Петровичу и заверять его во всем светлом, против всего темного. Как же колебался князь, да и сейчас не уверен, чью сторону занимать. Он уже приготовил подарок для Платона Зубова — необычайной стоимости брошь. Хотел идти на поклон к фавориту, но и тут опасался показаться предателем относительно Павла, другом которого числился.

И теперь я в очередной раз искал