Наоми тратит на каждого совсем немного времени, не больше десяти минут. Но все вокруг восхищаются и аплодируют всякий раз, когда она заканчивает рисунок, а счастливые клиенты удаляются, бережно держа в руках свою добычу. Одна индейская женщина в платье с мокрым подолом – должно быть, она только что перешла реку вброд – приводит козу. Наоми на мгновение бледнеет, а женщина, чтобы показать, как хороша коза, сжимает ее вымя и набирает немного молока в жестяную кружку. Она упрямо протягивает ее Наоми. Та передает молоко Уайатту, который тут же все выпивает. Он улыбается, вытирая губы, и хозяйка козы хлопает в ладоши. Наоми говорит ему что-то еще, и оба начинают кивать. Судя по всему, они согласились взять козу. Женщина привязывает ее к колышку и садится перед Наоми позировать для портрета.

Я уверен, что вся добыча Наоми не поместится в повозки, которые и так забиты до отказа. К тому же большинство из этих вещей ей без надобности. Но она продолжает рисовать. Ее левая щека испачкана синей краской, правая – красной, а прямо на кончике носа виднеется черное пятнышко, как будто она слишком близко наклонилась к рисунку. Желтое платье – то самое, в котором я впервые увидел ее в Сент-Джо, – все забрызгано. Сомневаюсь, что ей удастся его отстирать, даже если будет очень сильный дождь. Ее волосы собраны в толстую косу, но несколько прядок налипли на краску у нее на щеках. Однако люди смотрят на нее так, будто она спустилась к ним с небес.

Проходит несколько часов. Я ненадолго отхожу, чтобы проверить свой табун, а когда возвращаюсь, вижу, что толпа еще больше разрослась. Насколько мне известно, Наоми ни разу не сделала перерыва и не предприняла попыток закончить работу, а гора ее трофеев продолжает увеличиваться. Жена торговца пушниной загоняет детей домой и возвращается через несколько минут с водой и чем-то вроде мясного пирога, на который Наоми и Уайатт набрасываются, точно голодные звери. Наоми отдает женщине одеяло, желая расплатиться за угощение, а та выносит еще пирог. Наоми показывает на меня. Уайатт встает, разминая затекшие ноги, и передает угощение мне.

– Наоми говорит, раз уж ты нас дожидаешься, тебе тоже нужно поесть.

Я забираю пирог. Несмотря на голод, меня одолевают сомнения. Уайатт трусцой возвращается к Наоми. Я не могу понять, в чем смысл происходящего, кроме совсем уж очевидного: Наоми рисует, люди счастливы, а она тем временем собирает трофеи. Солнце клонится к закату. Утром караван должен снова отправиться в путь, и я уже начинаю думать, что мне придется вмешаться и положить конец этому безумию ради самой же Наоми, как вдруг толпа расступается. Люди начинают показывать пальцами, и ротозеи из числа переселенцев тут же разбегаются, как испуганные кролики. Верхом на лошадях к нам приближаются Черная Краска и воин с украшениями в волосах. Три индейские женщины ведут мула, который тянет пустую волокушу. Черная Краска ведет в поводу саврасого жеребца и гнедую кобылу, чья рыжевато-каштановая шерсть похожа на волосы Наоми.

Черная Краска говорит что-то на сиу («Уходите»?), и толпа подчиняется. Когда люди разбредаются, я подхожу и встаю рядом с Наоми и Уайаттом. Последний, похоже, ничуть не удивлен появлением вождя. Наоми заканчивает портрет кавалериста, который пришел из форта ради того, чтобы его нарисовали на куске холста. Он забирает рисунок и спешит унести ноги вслед за остальными, расплатившись фунтом бекона.

– Много Лиц хотела лошадь, – говорит Черная Краска, обращаясь ко мне на пауни. – Я дам ей две.

Я поворачиваюсь к Наоми, стараясь не выдать своего изумления. Она кусает губу, переводя взгляд с меня на саврасого.

– Я же говорила, что добуду тебе лошадь.

– Он хочет дать тебе двух.

Ее брови приподнимаются, но она наклоняется, велев Уайатту помочь, и начинает показывать вождю все, что заработала для обмена. Он подзывает скво, чтобы собрать трофеи, и осматривает каждый из них, оставляя то, что ему не нужно.

– Скажи ему, что козу я оставлю себе, – просит Наоми, поднимая взгляд на меня. – Мама мечтала о козе. Коровы совсем не дают молока, и она боится, что Ульф не наедается. Он все время голодный.

Я выполняю ее просьбу, и Черная Краска соглашается оставить козу. Женщины складывают трофеи Наоми на волокушу, быстро разбирая гору вещей. Когда они заканчивают, Черная Краска кивком указывает на лошадей.

– Бери, белый пауни. Рыжая пони спокойная. Старая. Пусть на ней ездит Много Лиц, так она не сможет от тебя убежать. А ты возьми молодого, так ты всегда сможешь ее догнать. – Губы вождя насмешливо кривятся.

Уайатт и Наоми смотрят на меня в ожидании перевода, но я молчу. Черная Краска кидает мне чумбуры лошадей и, бросив прощальный взгляд на Наоми, удаляется. Воин с украшениями в волосах и скво с волокушей следуют за ним. Саврасый издает ржание, бьет копытом и мотает головой, зато гнедая кобыла тут же наклоняется, ища, что можно пожевать, тем самым подтверждая слова Черной Краски.

– Как это все случилось? – спрашиваю я у Наоми, тихонько выругавшись.

– Это сестра Черной Краски. – Она указывает на женщину, которая все это время стояла на пороге дома, наблюдая за происходящим. Теперь она кивает и улыбается. – Мама хотела сама что-нибудь добыть и решила, что, возможно, у нас получится поговорить с этими женщинами, раз уж у них белые мужья.

Я молча смотрю на Наоми, ожидая продолжения.

– Думаю, она послала кого-нибудь к брату. Мы только остановились поговорить с ней и еще несколькими женщинами, и тут же явился вождь дакота с несколькими спутниками. Они привезли стопку шкур, чтобы я их разрисовала. Ты пришел, когда они уже уехали, но к тому времени успела собраться толпа. Уайатт придумал принести зеркало. Муж этой женщины, тот, что в енотовой шапке, сказал, что Черная Краска вернется и приведет лошадь. Я постаралась сделать так, чтобы мне было чем расплатиться.

Мне остается лишь изумленно покачать головой:

– И что ты будешь делать с двумя лошадьми?

– Отдам тебе, – пожимает плечами она. – Полагаю, ухаживать за ними не сложнее, чем за мулами. Может, время от времени буду брать кого-нибудь из них прокатиться, если они не строптивые.

– Как он понял, что ты хочешь саврасого? – изумленно спрашиваю я. Ведь не случайно же его выбрали.

– Я нарисовала ему картинку. – Она улыбается усталой, но довольной улыбкой, а Уайатт смеется.