не нервничал и не помышлял об увольнении, когда начальник говорил ему «Вы меня разочаровали» или цедил сквозь зубы: «Мне придется сделать выводы». Никанор Иванович знал, что насчет начальника рано или поздно тоже кто-нибудь сделает выводы. Как говорил Кузьмич, кадровая политика не дремлет. И еще непонятно, кто дольше останется на своем месте. Скорее всего, завхоз Кузьмич.

В таком правильном настрое Никанор Иванович продержался до пенсии. За честную службу судьба подарила ему счастливый билет в виде зеленой папочки, где хранился убийственный компромат на Тихона Ерофеевича. Оставалось дождаться, когда тот протянет к элеватору руку, чтобы хлопнуть по ней, звонко и яростно.

Ждать Никанор Иванович умел. Он готов был просидеть в засаде сколько нужно, как снайпер, не шевелясь и не выдавая себя.

Но произошло трагическое событие, заставившее его пошевелиться.

Умерла Муся.

Она отошла в мир иной без предупреждения, не дав времени хозяину на душевную подготовку. Лет ей, правда, было немало, но внешне она не менялась, что намекало на вечную жизнь. С человеком проще: его тело с годами покрывается сетью морщин, которой смерть ловит свои жертвы. Муся же оставалась пушистой, без единой морщинки.

Когда Никанор Иванович нашел ее в застывшей неестественной позе, то не сразу понял, что это конец. А когда понял, то застонал от распирающего грудь горя.

Ему было жаль Муси, но еще больше он жалел себя. Очевидность скорого финала безжалостно высветилась этой смертью. Отодвигаемая истина, что все смертны, обнажила свой холодный смысл. До этого он думал о смерти как-то отвлеченно, как будто это то, что бывает с другими. Но Муся была частью его самого, смерть метнула снаряд совсем рядом, убив Мусю и ранив картечью хозяина.

В этот вечер он понял, что его тактика ожиданий может не сработать по одной элементарной причине – он может не дождаться, умереть раньше срока. Как Муся. С той только разницей, что над ее телом он искренне горевал, а его могилу племянники покинут в приподнятом настроении, подсчитывая барыши от наследства.

Он решил действовать.

Нужно было поторопить Тихона Ерофеевича. Очевидно, что тот не протянет руку за элеватором, пока находится на чиновничьей службе. Значит, нужно, чтобы он с нее ушел. И вот тогда, оставшись за пределами чиновничьей рати, он смело вступит в права владения. Тихон Ерофеевич будет думать, что поймал Бога за бороду. В этом счастливом состоянии ему предстоит узнать, что у Бога есть не только борода, но и более чувствительные части тела, за которые держится Никанор Иванович.

Но как поторопить уход Тихона? Никанор Иванович думал над этой проблемой интенсивно, но безрезультатно.

Однако на ловца и зверь бежит. Зверя звали Петр Петрович.

История с его назначением была довольно туманной, если не сказать мутной. Он никогда не работал по линии министерства. Все в нем выдавало человека из другого сословия. Его отличала грубая разухабистость и резкость суждений, чего напрочь лишены люди, долго сидящие в кабинетах и привыкшие дышать кондиционированным воздухом.

Специально под него открыли должность без ясного функционала, а также спешно организовали кабинет, ужав площадь статистического отдела. Статистикам это не понравилось, но они смолчали. Вообще привлекать к себе внимание было не в их интересах, поскольку они завалили задание министра срочно остановить инфляцию. И вообще многолетняя работа со статистикой приучила их к гибкости и сговорчивости.

Петр Петрович осмотрел свой новый кабинет, раскрыл окна и спросил, где его секретарша. Ответить, что она ему не положена по должности, никто не посмел. Через час секретарша у него была. Правда, она не умела печатать, поскольку ее вытащили прямо из-за прилавка цветочного магазина, но как-то интуитивно все понимали, что это может и не понадобиться. Главное, что он нее пахло цветами и она имела подходящее имя Анжелика.

Сотрудники наперебой начали гадать, что за гусь такой этот Петр Петрович и почему его сюда прислали. Версии расходились кардинально. Кто-то намекал, что Петр Петрович заброшен к ним с целью проверки коллектива на предмет вольнодумства. Кто-то, наоборот, доказывал, будто он тайный агент лоббистов. Поговаривали, что он когда-то кому-то оказал услугу, и вот теперь почему-то ему нужно отсидеться в министерской тиши. Словом, версии были на любой вкус.

Не смея спросить у самого Петра Петровича, коллектив начал обхаживать его цветочную секретаршу. На прямой вопрос, чем раньше занимался ее шеф, Анжелика дала исчерпывающий ответ: «Мутьки разные мутил». Все удовлетворились, решив спросить у интернета, что такое «мутьки». Но интернет не знал. Знала только Анжелика.

Петр Петрович вел себя уверенно и доброжелательно. Он всех бил по плечу и предлагал перейти на «ты». Многие переходили, но только в одностороннем порядке.

Никанор Иванович интуитивно чувствовал, что Петр Петрович способен вывести Тихона за грань их трудового коллектива. Они были эстетически несовместимы. Щеголеватый Тихон Ерофеевич кривился, разглядывая топорную фигуру Петра Петровича и его неухоженные ногти.

Буря разразилась нежданно.

Сборная России по футболу в очередной раз провела не слишком удачный матч. В принципе, к этому следовало привыкнуть и менее эмоционально реагировать, но Петр Петрович расстроился, как ребенок. Он приставал ко всем с вопросом: «Не, ну ты видел?» – и очень гневно отзывался о тренере российской сборной. Сослуживцы не перечили, возлагая надежды на Анжелику, которая одна могла успокоить возбудившегося шефа.

Со своим неизменным «Доколь?» Петр Петрович приставал ко всем, кого встречал в коридоре, туалете и столовой. Дошла очередь и до Тихона Ерофеевича.

Петр Петрович задал контрольный вопрос:

– Не, ну ты видел вчера?

– Что именно? – до обидного равнодушно уточнил Тихон Ерофеевич.

– Ну ты даешь! Футбол, конечно.

– Нет, я вчера не смотрел.

– Так наши же играли, – опешил Петр Петрович.

– Не имею пагубной привычки болеть за нашу сборную.

– Не пойму тебя. Ты, что ли, футбол не любишь?

– Почему? Футбол люблю.

– Ну?

– Именно поэтому предпочитаю смотреть хорошие клубы. «Манчестер Юнайтед», например.

Повисла тяжелая пауза.

– Ты за пиндосов, что ли, болеешь? – зловеще спросил Петр Петрович.

– Насколько я понимаю, на языке вашего брата пиндосами называют американцев, – ехидно ответил Тихон Ерофеевич. – А Манчестер – это город в Англии.

Не дожидаясь, пока Петр Петрович переварит услышанное, он покинул место их встречи. Своей щеголеватой походкой с налетом пижонства он пошел в свой кабинет, спиной чувствуя тяжелый взгляд любителя российского футбола.

Он ушел, а Никанор Иванович, который был неподалеку и все слышал, подошел утешить Петра Петровича. В самом деле, нельзя было оставлять человека в таком состоянии.

– Не обращайте внимания, – учтиво посоветовал он.

– Вот падла! – Петр Петрович был безутешен.

– Ну… у таких людей своя картина мира.

– Какая еще картина? На Родину плюет!

– Я же говорю, у таких людей все иначе…

– Не пойму, как иначе?

– Ну… Нетрадиционная ориентация… в вопросах родины.

– Нетрадиционная, говоришь? – машинально переспросил Петр Петрович.

И тут до него дошло.

Он выпучил глаза:

– Так он того? Из этих? Из голубых?

Никанор Иванович многозначительно и скорбно кивнул.

– А