– И правильно сделают, – согласился я, хотя у меня не было большого желания получить обвинение и во втором убийстве, пусть и косвенном.

– Ладно, пойдем к «следаку». – Упрямый охранник покорно опустил коротко стриженную голову и, стряхнув с себя руки других охранников, первым двинулся в глубину коридора.

В лифте я поставил охранников лицом к трем стенам, взяв в каждую из рук по пистолету, и предупредил их:

– Стреляю по первому неосторожному, подозрительному движению. Мне терять уже нечего.

Так мы и поднялись на третий этаж. Но, едва двери лифта открылись, как за ними возникла долговязая фигура старшего лейтенанта Колонтаева.

– А я уж подумал, что нечто произошло. Сам решил сходить, – сказал Дима еще до того, как увидел пистолеты в моих руках и наручники на руках охранников.

– Ты в своем амплуа! – сказал мне старший лейтенант. – Что произошло?

– Пресек махровое пьянство на служебном месте в служебное время, – объяснил я, вручая ему пистолеты, держа их за ствол. – Вызывай дежурного. На моем месте мог бы оказаться серьезный государственный преступник. Чем бы тогда дело кончилось!

– Да, – согласился старший лейтенант. – Пойдем ко мне в кабинет.

Он, словно дорогу показывая, прошел до середины длинного коридора, открыл кабинет ключом и посторонился, прижавшись спиной к двери, пропуская вперед охранников. Они вошли, все трое понуро и виновато опустив голову, и заняли три свободных стула, выставленные у стены напротив письменного стола, словно специально для них. Я вошел последним, и за неимением других свободных мест, кроме офисного кресла за столом, уселся на подоконник.

– Ну, что с вами делать прикажете? – спросил старший лейтенант у троицы. – Ведь знаете же, подлецы, что увольнять вас не будут. Некому просто работать, – последняя фраза была обращена ко мне, объясняя ситуацию. – Нет желающих за такое жалованье работать. А если и эту бригаду уволить, то другим придется дежурить, не поднимаясь из подвала. Они этим и пользуются. Придется их на принудительное лечение отправлять.

Лисолицый поднял две руки, скованные наручниками, и поднял на одной из них указательный палец, привлекая внимание.

– Я лично семнадцать раз лечился! – пьяно, но с гордостью изрек он. – Во…

– Сдай их дежурному. А он уж пусть сам решает, что с ними делать.

– Так это была провокация, «подстава» то есть… – сказал первый, самый трезвый из троицы, разобравшись и наконец-то сообразив, что я веду себя совсем не как обыкновенный задержанный. – Он же любого из нас, окажи ему кто-то сопротивление, изуродовать мог. Бил же без жалости.

– Мог бы, – согласился Дима. – Этому делу он обучен качественно.

– Но не изуродовал же, – слабо улыбнулся я, оправдываясь.

– А зря. Надо бы было, – добавил Колонтаев.

– Еще не поздно. Время у нас есть. – я спрыгнул с подоконника.

Глава четырнадцатая. Старший лейтенант Варфоломеев. Допрос в ФСБ

– Спасибо, старлей! И вам спасибо, – дежурный кивнул в мою сторону. Сначала он был возмущен тем фактом, что под видом задержанного в камеру закрыли наполовину свидетеля, наполовину подозреваемого, но отсутствие у меня при себе документов заставило его смириться. – Я сейчас вызову запасную бригаду охранников, а этих по домам отправлю. – Дежурный майор раскланялся, приложив руку к груди, и вышел. Охранники, как были в наручниках, так в них и вышли за ним следом. Мы с Димой остались одни.

Я давно уже заметил в углу, под самым потолком, камеру видеонаблюдения. Пальцем демонстративно показал на нее Колонтаеву.

– За тобой подсматривают? Не доверяют? – спросил я.

– Не в том дело. У нас был случай, когда одного офицера обвинили в получении взятки. Он клялся всеми святыми, что его оговаривают. С тех пор в каждом кабинете видеокамеры и поставили.

– А с тем офицером, которого обвиняли, что?

– Так и повисло дело. Ничего доказать не смогли.

– Понятно, – сказал я. – Но разве трудно дать взятку в другом месте, обязательно в кабинете? На каждом столбе на улице камеру не установишь.

– Но договариваться-то где-то надо… Хотя, договориться всегда можно тоже на стороне. Не все же допросы в кабинетах проходят. Но в этом случае ССБ[19] хоть как-то свое существование оправдывает… Ладно, давай приступим к делу. Надеюсь, ты меня «ломать», как полицейских и наших охранников, не будешь? – спросил он с усмешкой.

– Постараюсь… По крайней мере, попробую постараться, если ты нормально себя вести будешь и не надумаешь надо мной издеваться.

Дима кивнул многообещающе, сел в свое офисное кресло и вытащил из верхнего ящика стола стопку листов-бланков протоколов допроса, начал заполнять «шапку» в верхнем. Что знал, он сразу записывал, что не знал, спрашивал. Заполнял «шапку» с моих слов, без проверки по документам, которых у меня при себе не было.

Начало было положено.

– А теперь о главных событиях… – потребовал старший лейтенант.

Я хотел было начать с момента, когда пошел за дочерью в детский сад, но Дима жестом остановил меня.

– Давай-ка, пожалуй, начнем с Дагестана. С расстрела Рустама Саидовича Багомедова. Расскажи, чтобы твое состояние после заседания военного трибунала стало понятнее, – объяснил он дополнительно.

– А что мое состояние… Радости, честно говоря, было больше, чем расстройства. Мне же грозили разжалованием в рядовые и увольнением из армии. А тут такой мягкий приговор. Конечно, эйфория была.

– А что за история с Севастьяновым?

– Это уже позже было, когда меня стал расспрашивать новый командир разведроты Сергеев. Тогда я всерьез и задумался. Сергееву не верилось, что я мог отдать такой приказ – расстрелять всех. А Севастьянов именно на этом слове и настаивал не только на допросе у следователя, но и на самом заседании трибунала. Тогда еще Сергеева не назначили на должность, и Севастьянов на нее претендовал.

Я обратил вынимание, что Дима не все записывает в специально для этого разлинованный бланк протокола, а только что-то выборочно. Значит, необходимо будет перед тем, как подписать протокол, сначала внимательно его прочитать, как и советовал мне Сергеев. Кроме того, Колонтаев включил на мобильнике диктофон, записывая на него наш разговор. Но зачем старшему лейтенанту ФСБ потребовались подробности заседания военного трибунала? Нет ли у него желания снова поднять эту тему, чего бы мне не хотелось. Во-первых, потому что для меня возврат к событиям в Дагестане будет новым переживанием событий, которые уже начали слегка забываться, а во-вторых, военный трибунал и без того ограничился минимальным наказанием по моей статье Уголовного кодекса. А если я буду настаивать на своей полной невиновности, трибунал этот факт будет рассматривать уже как лишнее телодвижение, и он может пересмотреть мое дело в сторону утяжеления наказания. И при этом намерения у Колонтаева могут