Шрифт:
Закладка:
[1] Мятля — плащ.
Глава XXIII. Выбор
Луна уже давно выглядывала в прорехи темных облаков, а обгорелый конек вороножской ладьи только заворачивал к пристани Большой верви. Та стояла на некрутом холме в сонном мареве. Куры уже дремали на насестах, их хозяева тоже задули лучины и взбили поудобней подушки. Впустят ли ночных гостей?
Корабль причалил, воины стали выпрыгивать на дощатый помост. В верви сразу засуетились, на башне загорелся светец. А дозорные-то не спят! И на том спасибо.
— Отворяйте, ночевать у вас станем, — подал голос один из вороножских дружинных.
— Мы ж все отдали, чего вам еще? — недовольно прокричали снизу.
— Нам лишь переночевать, поутру уйдем.
— На лодье спите, мы свою часть ряда выполнили, князю вашему больше ничего не должны.
«Дерзкие, однако; не боятся», — про себя отметил Миронег. Его чутье подсказывало, что здесь уж ведают, кто стал хозяином рязанских земель, и это не Ингварь, а раз так, так чего ж пред его людишками стелиться.
Вороножские вои зашушукались — как быть. Затворенная вервь потрепанной дружине была не по зубам, да и повода, кроме гордыни, лезть на острый частокол, положа руку на сердце, тоже не было — все по ряду уплачено, честь по чести, не придерешься.
— Давайте, сынки, тут себе стелить, чего уж там ссоры искать, — умиротворяюще предложил старик Милята.
Молодые вои набрали воздуха в легкие, чтобы с негодованием возразить.
— Я сейчас попробую уладить, — опередил их Миронег.
Он помог Усладе выйти из ладьи и, взяв ее за руку, подошел к воротам.
— Эй, Орлик, ты, что ли? — окликнул бортник дозорного.
— Я-то я, а ты там кто? — с тем же надменным недовольством прилетело сверху.
— Миронег Корчич, бабки Лещихи братанич, впусти. Нас с женой с Малой верви подвезли.
— Сейчас, — буркнул Орлик и послышались шаги вниз.
Ворота с легким скрипом отворились до небольшой щели, чтобы мог протиснуться только один человек. Миронег пролез бочком и втащил за собой Усладу.
— Послушай, Орлик, — принялся он увещевать дозорного, — недобро людей ночью у реки держать, что псов приблудных. Они ж тоже не по своей воле сюда забрели.
— Мне-то какое дело, — надулся дозорный. — Не их князя удел, а явились. Вот они мы, платите. А ежели от Глеба тоже заявятся?
— Не заявятся, — прервал бурчание Миронег. — Сеча была у них с переяславскими за Червленый яр. Одолели, вас от двойной доли избавили. Мертвые есть, схоронить надобно. Впускай, под мое слово.
— Ага, мы впустим, а потом великий князь Глеб приплывет и нам за то головы снесет. Мы бы и долю им не давали, да кровь проливать не хотелось.
— Ну, сегодня один великий князь, завтра, глядишь, другой уж сидит, — задумчиво проговорил Миронег, — мне-то что, я бортник, сам по себе, вам тут жить.
— С меня старейшины шкуру сдерут, — вздохнул Орлик.
— На меня вали.
Ворота отворились. Вороножская дружина вошла в спящее селение. Орлик отрядил отрока проводить незваных гостей к постоялой избе. Миронег повел Усладу знакомой дорогой к дому названной тетки.
Такой важный для него разговор на ладье он так и не начал, опасался чужих ушей, да и момент для откровений был не подходящим — Услада боялась чужаков и жалась к мужу словно озябший котенок.
Двери местные не запирали, поэтому Миронег, легко толкнув калитку, завел жену на двор. Их встретила тишина. Обитатели давно спали. Лишь старый пес едва слышно рыкнул, да и то, уловив запах, идущий от гостей, признал бортника и, равнодушно зевнув, снова погрузился в дрему.
— И нам поспать не помешает, — вслед за псом зевнул Миронег. — Пойдем, вон у них сеновал. Ляжем там, чтоб хозяек не будить, а завтра поутру явимся пред их очи.
Уставшая жена побрела за мужем. Они залезли высоко, под самую крышу. Услада расстелила поверх сена шерстяной платок, они с Миронегом завалились на него без сил, прикрывшись большим кожухом. Можно спать, но губы жег вопрос, и Миронег его задал:
— Скажи, резню братьев в Исадах устроил Глеб Переяславский?
Услада вздрогнула всем хрупким тельцем.
— Ты же сказал — тебе то все ведомо, зачем же спрашиваешь?
— А что мне ведомо? — упорство жены Миронегу было не понятным и раздражало.
— Что Глеб с Константином половцев наняли, чтоб родню избить и всем княженьем завладеть, — Услада села, растирая плечи, словно от озноба, а, может, ее и впрямь знобило.
— А это, похоже, только ты ведаешь, — в темноте Миронег не видел ее выражение лица, но, наверное, это сейчас и к лучшему. — А остальным ведомо, что князей рязанских перебили поганые, утекли только два брата — Глеб да Константин. Чудом спаслись, да Божьим ли промыслом?
— А Изяслав? Изяслав, может, спасся? — всхлипнула Услада. — Да, может, живой.
— Нет, — сухо обрубил надежду Миронег. — А еще всем ведомо, что поганым одна челядинка помогала да княжну свою зарезала, — жестко добавил он.
— Что?!! — Услада так дернулась, что чуть не скатилась вниз, Миронег успел поймать ее за руку. — Княжну з-за… — она не смогла выговорить.
— Да, ее. Хозяйку твою похоронили в Пронске, с Изяславом вместе.
— Похоронили княжну? — Услада потянула на себя кожух, кутаясь.
— Тебя ищут за убийство княжны и ежели найдут… Не хочу об том и думать… А ты молчишь. Отчего ты мне сразу во всем не призналась, зачем таишься, кому от этого легче?! Зачем, — легонько тряхнул Миронег жену за плечи.
— Да потому, что мне никто не поверит. В такое нельзя поверить, такого быть не может, чтобы христианский князь, как окаянный… да я сама в это не верю, я не верю! — Услада схватилась за виски. — Да, я вначале боялась, что ты не захочешь меня с такой тайной брать, погонишь. Я ведь не только тебя, всех вас там подставляла, и мне надобно было дальше бежать, но духом я слаба. Мне у тебя захотелось остаться.
