ещё более болезненными. Сейчас Йонг сидела посреди внутреннего двора Чогёнджона, окружённая его стенами и стоящими в тени стражниками короля, и чувствовала себя потерянной и разбитой больше, чем когда-либо.

Ли Хон велел отдыхать ей и выпроводил, хотя Йонг упиралась как могла: испуг за короля, мигом побледневшего при виде Харин, заставлял нервничать и подозревать Рэвона ещё больше – в чём именно, она сама не понимала пока. Чунсок привёл Йонг в пустые комнаты генерала и сказал, что волноваться ей не о чем.

– Мы защитим вас, сыта-голь, – поклонился он и ушёл, приказав своим людям охранять беззащитную госпожу. Сейчас она ничем не отличалась от той давней Сон Йонг, что нуждалась в защите любого сильного воина.

Если бы имуги в ней не спал (Йонг отчаянно гнала мысли о том, что он совсем сгинул), он бы покрыл её кожу чешуёй, вытянул когти из обломанных в походе ногтей, сделал её сильнее и страшнее. И никто не посмел бы судить её в минуту слабости, потому что Йонг пугала бы всех своим видом.

Лучше вызывать страх, чем презрение.

Она почувствовала, как по щеке, тараня себе тропинку-ниточку сквозь обледеневшую корку, течёт слеза. Шмыгнула носом, отёрла её дрожащей рукой. Слабачка.

– Я считал, у тебя тут много друзей, гарота [56], – раздался за спиной Йонг голос. Она вскинула голову и обернулась.

Прислонившись плечом к деревянной колонне крыльца, идущего вдоль западной половины дворца Чогёнджон, на Йонг смотрел иноземец из пещер. Бывший узник ныне разрушенной безымянной крепости, бывший португальский мореплаватель и торговец травами, человек, о котором ей столько говорили, о котором она столько думала.

Окажется он спасителем её идеи или убийцей и предателем, каким его считали при дворе короля? Мэштренним сказала, что Йонг предстоит самой это выяснить.

Йонг сглотнула загустевшую от сдерживаемой истерики слюну и медленно поднялась на ноги, отряхивая подол чонбока. Ли Хон сказал, что пока ей появляться на глаза никому не стоит, и потому Йонг выбрала неприметный наряд воина дракона, никуда не выходила и ждала, когда ей разрешат познакомиться с чужеземцем заново. И вот – он стоял перед ней, проникнув во дворец вдовствующей королевы самостоятельно.

Несмотря на долгое ожидание встречи, Йонг теперь не знала, что сказать.

– Со мной тяжело дружить, господин, – шмыгнув носом, ответила она и стыдливо опустила голову. Не в таком виде она хотела представиться человеку, с которым ей нужно заключить очень невыгодное для него соглашение.

Он выглядел заметно лучше со времён первой их встречи: не такой худой и измождённый, более чистый. Похоже, его отмыли в стенах дворца, потому что его кожа, зеленовато-жёлтая, была чуть бледнее, чем Йонг помнила, и шрам, рассекающий пол-лица от брови до скулы, выделялся сильнее. Его одели в зелёные турумаги и паджи, цвета евнухов при дворе. Он держал в руках поккон, головной убор евнухов.

– Почему вы…

– Одет как шут? – догадался иноземец. Он оглядел себя, будто впервые, и раскинул руки, тиская в руках чёрную ткань убора. – Местный король решил, что так я буду привлекать меньше внимания. Меня тут держат за слугу, если хочешь знать.

По его тону Йонг поняла, что сильно недовольным он себя не чувствовал. Это не соответствовало словам Чунсока: пуримгарра утверждал, что приведённый Ильсу человек ругается со всем дворцом и хочет сбежать каждый день. Он говорил, иноземца ловили у ворот Кёнбоккуна раза три, не меньше. Без хопхэ [57] никому не позволялось ни входить, ни выходить с территории дворца. Сбежать по-другому этот бородатый человек не пытался, что наводило на определённые мысли.

– Мне сказали, вы ругаетесь здесь со всеми. – Йонг склонила голову и, чуть подумав, поклонилась сама – приветствия ради. Человек удивился; вскинул брови так высоко, что те затерялись в густых вьющихся волосах. Кажется, он пытался собрать их в пучок на манер чосонских мужчин, но выглядело это скорее смешно, чем прилично.

– Ну, гарота, – усмехнулся он, почесывая подбородок, – меня привели в проклятущий дворец, особо не спросив о моих желаниях, держат тут взаперти, ничего не рассказывают. Твоя наморада обещала мне чуть ли не горы золота, если я дождусь твоего возвращения. Вот, я здесь, и ты здесь. Горы золота между нами пока не видно. Так и знал, что всё это враньё. Людям во дворце нельзя верить.

Да уж, следовало думать, что человек, живущий в пещерах, как дикий зверь, будет мечтать о деньгах.

– Почему же вы пошли за ней, если знали, что вам врут? – усмехнулась ему в тон Йонг. Человек говорил с мягким акцентом, но слова звучали грубее, чем говор чосонцев, оттого, должно быть, что он выплевывал их, будто не хотел пользоваться ими вовсе.

– Твой мальчишка был ранен, – просто ответил он. – Я не чудовище, не хотел оставлять его, когда так долго выхаживал. По твоей, кстати, милости!

Йонг тут же низко поклонилась.

– За это я благодарна вам больше, чем вы можете себе представить. И я понимаю, что поставила вас в неудобное положение и заставила вступать в игры, о которых вы понятия не имеете, и…

– О, вот об этом не тебе судить, гарота! – прервал он вдруг. – Я знаю о придворных интригах больше, чем ты думаешь. Твоя мудан могла бы тебе рассказать об этом. Где она?

Горло сковал лёд, Йонг еле выдохнула:

– Мертва.

Иноземец вытянулся от удивления.

– О Деус [58], – выдохнул он. И замолчал.

Повисшее между ними молчание Йонг ожидала: неуверенность, что она ощущала, и напряжение, что нарастало в иноземце, скручивались в путаный ком и могли бы оборвать их разговор раньше. Сейчас Йонг смотрела на этого человека, такого инородного на фоне старых дворцовых стен, и думала, что окончательно поменяла ход истории Чосона. Было ли так задумано Великими Зверьми, или же череда случайностей привела её сюда и сделала главным стержнем, вокруг которого закручивались события… Или виной всему стало решение сонбэ Рэвона… Так или иначе, Йонг была здесь, в этом времени, в этом мире, и смотрела на человека, которого во дворце не должно быть.

И надеялась, что он сможет помочь ей.

– Господин, – обратилась к нему Йонг, чуть бодрее прежнего. Он склонил голову. Говори, упрямица. – Быть может, я смогу рассчитаться с вами за помощь прошлую и будущую как-то по-другому?

– Что за будущая помощь? – напрягся он. – Эй, гарота, тебе ведь известно, какая слава мне отведена в проклятом Чосоне? Думаешь, предлагать мне какое-то «другое» – хорошее решение?

Йонг чуть улыбнулась. Его грубый голос, видимо, вызывал заблуждения – этот грубиян не ругался, а разговаривал громче дворцовых слуг, привыкших к деликатности и этикету, вот и всё.

– Для начала, – кивнула она, – давайте я представлю вас кое-кому? Я привела во дворец людей, с которыми вы будете рады встретиться.

– Ещё люди? – рявкнул он. – Гарота, ты весь