— Пап, ты что чай не пьешь?

— Горячий, — Телль обрадовался, что сын обратился к нему.

— У меня не горячий.

— У тебя что там, вода льется? — забеспокоившись, Фина заглянула за мужа. — Закрой кран.

Тонкая струйка воды лилась в раковину. Фина давно еще рассказывала, как в детском доме их учили беречь воду и свет, наказывая, если что-то горело попусту или проливалось лишнее. Жена до сих пор не могла избавиться от вбитой привычки их экономить, ненавидя ее, как и все остальное, вынесенное из детдома.

Телль повернул кран.

— Спасибо, — Ханнес отодвинул пустую чашку. — Мне с вами посидеть?

Фина видела, что сын уже устал, и чуть качнула головой.

Ханнес отправился в свою комнату. Телль хотел было пойти за ним, но Фина взяла его за руку.

— Не надо, — мягко сказала она. — Дай все же Ханнесу побыть одному. Чашки я сама помою.

Сев на табурет, Телль уставился на свой чай. Фина готовила суп на следующие дни.

— О чем думаешь? — небрежно спросила она мужа.

— Да о чем тут другом можно думать? — Телль не поднимал глаз от узора на клеенке стола.

— Слушай: тяжело, да. Но не надо этой тяжестью мешать жить другим. Не нагнетай, — попросила Фина.

— Хорошо, не буду.

Телль порой слышал от жены такие слова, которые, кроме нее, вокруг никто не произносил. По Нацвещанию часто дикторы рассказывали, как в других странах народ "угнетают", а слово "нагнетают", как ему казалось, говорила только Фина. Телль связывал это с тем, что она много читала — особенно раньше, когда не так уставала, когда не было детей, и когда еще можно было найти разные книги. Сейчас Фина перед сном иногда открывала что-то из прочитанного Ханнесом. Как правило, надолго ее не хватало, и наутро книга оказывалась в сумке. На работе Фина старалась читать в перерыве, но, случалось, что политинформация и обязательная, как для сидячего работника, производственная гимнастика занимали все отведенное на обед время.

Телль подошел к комнате сына. Дверь была чуть приоткрыта. Телль увидел, что Ханнес читал. Голова его была скрыта за книгой, ноги свисали с дивана. Приглядевшись, Телль узнал обложку "Принца и нищего". Ханнес читал его уже четвертый или пятый раз.

— Ты чего тут стоишь? — раздавшийся сзади голос Фины напугал Телля.

— Просто.

Радио в коридоре объявило время — 20.55. Надо было включать Нацвещание. Фина зашла в родительскую спальню и повернула выключатель телеприемника. Дождавшись, пока засветится экран, она настроила громкость, чтобы не было совсем тихо, после чего закрыла дверь в комнату.

— Пошли, переберешь пшено, — шепнула Фина мужу. — Я завтра кашу утром сварю — и нам на завтрак, и Ханнесу на весь день.

Несмотря на то, что сын не мог слышать родителей, разговаривали они негромко.

— Ты видел, какую Ханнес книгу читает? — спросила Фина.

Сложив руки под столом, чтобы не мешать мужу, она смотрела на поглощенного перебиранием крупы Телля.

— Да, про принца и нищего, — сказал тот, не отрываясь от дела.

В отличие от жены, Теллю это занятие нравилось. Он сосредоточенно выбирал пальцем, а потом отодвигал в сторону от желтых зернышек темные и шелуху.

— Это была одна из первых книг, которую я прочитала после детдома. "Принц и нищий" стоял у нас в библиотеке, но без начала. Кто-то его вырвал, много страниц. Я не брала эту книгу специально — ждала, когда смогу открыть целую, — вспоминала Фина.

Во взгляде ее мелькнуло сожаление.

— Неужели тебе не интересно было читать?

— Что? — подняв голову, переспросил Телль. — Нет.

Фина с досадой вздохнула и отвернулась, не желая сейчас видеть Телля. Двадцать восемь лет этот человек был ее мужем, но иногда он казался совершенно чужим. В такие моменты Фина спрашивала себя: как они могли столько прожить вместе?

Отряхнув пальцы, Телль удовлетворенно смотрел на собравшуюся горстку мусора. Фина взяла кастрюлю и аккуратно ссыпала туда хорошее пшено.

Потом она заглянула к сыну. Ханнес уже спал. Руки его лежали вдоль тела, а на груди с каждым вдохом поднималась раскрытая книга. Фина осторожно убрала ее, поправила сыну одело, погасила в комнате свет и закрыла дверь.

Телль хотел выключить телеприемник.

— Не надо, — шепнула Фина, показав на стену, за которой были соседи.

Достав из-под подушки конверт, она положила его перед мужем.

— Что ж… — Телль вскрыл конверт, медленно прочел документ и передал его жене.

Фина тоже читала медленно, возвращалась к уже пройденному, останавливалась.

"В случае неисполнения предписания в срок ребенок будет изъят из семьи с последующей передачей в институт развития человека"… — закончила она вслух.

Опустив руку с документом, Фина задумалась.

— Может, у сына будет шанс выжить, если его заберут? — стремясь зацепиться хоть за что-то, она посмотрела на мужа. — Ты знаешь кого-то, кто отдал туда своего ребенка?

— Нет. Оттуда еще никто не возвращался. И никаких вестей.

— Почему?

Телль не знал, что ответить. Он чувствовал, как его ум уперся в стену. Эта стена была прямо в его голове, во лбу.

— Почему ты молчишь? — требовательно спросила Фина. — Почему ты боишься принять решение?

— Нет здесь хорошего решения, — слова давались Теллю с трудом. — Тут — либо мы, либо они. Инспекции тоже нужно план выполнять.

Фина взглянула на мужа так, будто он сказал какую-то гадость. Телль согласился с женой. Даже, несмотря на то, что сам он такое ну никак не мог придумать, все же — именно он произнес эти слова.

— А если сказать, что сын умер? — подумав, осторожно предложила Фина. — Даже можем сделать похороны, а сына спрячем в квартире? Пусть он не выходит на улицу, не подходит к окнам…

— Будет протокол с опознанием, — Теллю казалось странным, почему Фина об этом не подумала.

— Кому опознавать-то? Кто Ханнеса помнит в лицо? Соседи только.

— Соседи его услышат и скажут.

— Я поговорю с ним, он будет тихо разговаривать.

— Сколько он будет жить такой жизнью?

— Зато живой, — уверенно подытожила Фина.

Телль безнадежно покачал головой. Его руки легли на колени.

— Тело нужно опознать, потом будет заключение со справкой, кремация. То есть, кого-то придется опознавать, вскрывать, сжигать. Понимаешь?

— Вскрывать? Это они Марка… — ужаснулась своей догадке Фина.

— Я не видел.

Фина подошла к окну, отодвинула штору. Кроме ее отражения в стекле и светящейся комнатной лампочки, там ничего не было видно. Фина открыла форточку.

Телль выключил свет, чтобы светящееся окно не бросалось в глаза с улицы. За силуэтом жены блестели в темном небе звезды.

— Я им сына